хлюпом: набрякшая водой куртка неприлично чмокнула, соприкоснувшись с кожаным сиденьем. А в последовавшей затем тишине явственно послышался стук капель, срывающихся с моих волос.

Верстовский хотел что-то сказать, но передумал. И правильно сделал! Я так клацала зубами от холода, что ничего хорошего ответить бы не получилось. Да и выражение лица у меня было страшное. Как у маленькой злобной девочки из фильма "Звонок".

Он тронулся с места, прибавив обогрев почти до максимума. Из печек по бокам и сверху приборной панели задул горячий ветер. Я начала согреваться и почти перестала отбивать ртом чечетку. А через десять минут, когда машина уже неслась по широкому, освещенному множеством огней, проспекту, осмелилась немного… раздеться.

Я сняла мокрую шапку и расстегнула куртку. И расслабилась, прислонившись затылком к удобному подголовнику. Видимо, зря я переживала: отец Ромки вел себя очень прилично. Не то что не приставал — даже ничего не говорил, всматриваясь в темное шоссе, будто меня здесь и не было. Просто подвозил до дома, как и обещал.

Внутри всколыхнулась благодарность и легкое… разочарование? Нет, я ни на что такое не надеялась ни в коем случае, и все-таки… Неужели я настолько плохо его изучила?

Я закрыла глаза, представляя, что не мчусь по унылой Москве сквозь дождь и ненастье, а отдыхаю на южном побережье, рядом с синим ласковым морем. Мне в лицо дует морской ветер, ласковый и горячий, и не нужно делать никакой домашки… Я не разбиралась в авто, но по-видимому, машина у Верстовского и правда отличная: салон просторный, и крыша не нависает прямо над головой. Сиденье широкое — на нем поместилась бы еще одна я при желании. А еще внутри ненавязчиво пахнет ароматизатором… Или это парфюм декана?

Верстовский заговорил лишь минут через двадцать.

— Марго, вы должны знать…

Что-то в его серьезном и немного печальном тоне насторожило меня. Я вздрогнула и вжалась в сиденье. Неужели он собрался признаваться мне в любви?.. Когда он уже оставит свою несбыточную надежду?

— Да? — дрожащим голосом ответила я, потому что Верстовский замолчал на половине фразы.

— Это не может продолжаться бесконечно. И я не всегда буду рядом. Однажды мне надоест терпеть ваши отказы, и тогда все прекратится.

Честно говоря, я ожидала услышать совсем не это. "Однажды мне надоест"… Прозвучало так, будто происходящее между нами — игра для него. Которая рано или поздно станет неактуальной. Начнет отнимать слишком много энергии или просто наскучит. Или вдруг окажется — то, что стоит на кону, не стоит вложенных усилий.

Конечно, все так. То, как он за мною бегает — просто затянувшиеся брачные игры мужчины среднего возраста, которому вдруг захотелось попробовать чего-то этакого. Увлекательный квест, после прохождения которого он получит ачивку "нестареющего мачо".

Не может же это и правда быть… любовь? Такая, о которой говорила Юлька. Не поддающееся логике влечение, перед которым отступает рассудительность и здравый смысл? Ради чего пойдешь на любые безумства, станешь терпеть лишения и унижения?..

Само собой, нет. Я понимала это. Но решила прикинуться "глупенькой".

— Что вы имеете в виду? Все-таки отчислите меня из института?

Декан тяжело вздохнул. Ну прямо очень тяжело и безнадежно. Будто сам поражаюсь своей стойкости духа и выдержке — столько времени терпеть рядом такую дурочку.

— Учитесь в Литературном спокойно, мы ведь это уже обсуждали. Просто я уйду. И это будет окончательное решение.

— ХА! — ответила я голосом Эллочки-людоедки. — Надеюсь, под "уйти" вы подразумеваете не самоубийство?

Тоже мне, какой важный индюк. Он думает, я буду бежать за ним, роняя тапки? Как вообще он уйдет, если мы даже не вместе? И никогда не будем…

Декан рассмеялся.

— Не берите на себя слишком много, Марго. В мире полно других женщин.

— Вот именно! — воскликнула я, яростно соглашаясь с ним, и, тем не менее, чувствуя, что его слова ранят мое и так достаточно покалеченное Ромкой самолюбие. И опять вспоминая переписку, о которой мне знать не следовало. — Почему вы так вцепились в меня?! Почему именно Я?

— Должна быть особая причина? Вы не думали, что могли просто понравиться мне?

— Нет! Все не может быть так просто! Если все дело в звонке, то давно пора…

— Дело не только в звонке, конечно. Марго, вы молодая, красивая… — низким голосом сказал он, и у меня заныло в груди. — И похожи на… романтическую героиню какого-нибудь средневекового эпоса.

Декан улыбнулся, вроде как позволяя не относиться к его словам слишком серьезно, но я уже отогнула солнцезащитный козырек, в которое было встроено зеркало. И всмотрелась в него с жадностью детектива, вышедшего наконец на правильный след.

В запотевшем зеркале отразилось лицо, показавшееся на миг незнакомым. Оно будто проглядывало из мутноватой дымки: бледные щеки, светлые глаза под темными ресницами, и волосы… Длинные блондинистые волосы свисали на грудь полувысушенными сосульками. Ну прямо Офелия, выбравшаяся из реки и усевшаяся прямиком в деканову машину.

Мне вспомнилось чтение Верстовского на занятии: "Плывет Офелия, как лилия, бела…", и его взгляд, направленный прямиком мне в душу…

Я сбросила наваждение и помотала головой. Неужели декан так романтичен, что не смог устоять перед девушкой, напоминающей ему героиню Шекспира?.. Бред какой-то.

— До конечной точки маршрута осталось двести метров, — объявила девушка-навигатор механическим голосом.

Как, уже?.. Я в расстройстве чуть было не всплеснула руками. Мы ведь совсем недавно отъехали от института! Я ведь не успела ничего толком сказать или расспросить его!

— Наконец-то! — сказала совсем не то, о чем думала.

— Вам так неприятно мое общество?

Я молча засопела, давая Верстовскому самому ответить на свой вопрос.

— А вот мне почему-то кажется, что вы уже не так предубеждены против меня, Марго…

— С чего бы? — слишком поспешно и слишком пылко ответила я, выдавая себя с головой. Как он догадался, черт его подери?.. — Ничего не изменилось, Вениамин Эдуардович. Я не постарела, а вы не помолодели. И между нами все еще остается двадцать лет разницы!

Декан заскрипел зубами — кажется, я расслышала зловещий скрежет даже несмотря на играющую музыку. Мы свернули с трассы и углубилась во дворы. Теперь Верстовский вел медленно, огибая не к месту припаркованные авто и пропуская пешеходов. А через несколько минут остановился у подъезда.

Я сложила руки на груди и нахмурила брови.

— Хорошо, — поездка подошла к концу и мне срочно нужно было сказать хоть что-то. — Давайте проведем эксперимент. Поцелуйте меня!

По тому, как вытянулось лицо Верстовского, я поняла, что он не сделает этого. Не тогда, когда я сама попросила… Фактически принудила. Декан посмотрел на меня с изумленным недоверием,