Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-нибудь такое, чтобы завтра я не вспомнила сегодняшнюю ночь, — он решил пофлиртовать со мной, пока Рома не видит? Что ж, почему бы и нет? — Но перед тем, как все забыть, я хочу максимально оторваться!
— Понял, — парень улыбнулся и придвинул к себе несколько бутылок с этикетками на иностранном языке. — Ты почувствуешь эффект не сразу, а как почувствуешь… Не грусти в одиночестве.
Через пару минут в моей руке оказался бокал со сложносочиненной субстанцией. Передавая его мне, Женя не сразу убрал ладонь, задержав свои пальцы на моих на непродолжительное время… А потом взялся за коктейль для следующей гостьи.
Я попробовала напиток и слегка скривилась. Горечь на языке быстро испарялась, уступая перед сладким привкусом малиновой жвачки. И с каждым глотком рассасывалась тяжесть в моей душе, сменяясь легкостью, дерзостью и фальшивой беззаботностью. Допив все залпом, я поцеловала Женю в щечку и нырнула прямо в гущу веселящихся студентов.
Музыка и алкоголь растворились в моей крови, понеслись по венам сумасшедшим вихрем. Я начала танцевать… Так, как не танцевала, наверно, никогда в жизни. Тяжелые гитарные аккорды били по ушам, отдаваясь в голове звучными ударами, в такт которым билось и мое сердце. Мгновения осознанности чередовались минутами адреналинового тумана. Свет то вспыхивал, то гас, выхватывая из темноты отдельные кадры происходящего.
Рядом со мной появлялись и исчезали люди: Юлька, Ромка, Яся, Женька, та симпатичная девушка Мильнева и тот незнакомый парень. Я была со всеми сразу и ни с кем по отдельности. Это была безумная дискотечная оргия, все смеялись, двигались, обнимались.
И я тоже смеялась. Крутила задницей, поднимала руки, встряхивала волосами, тяжело дышала… С каждым движением вытанцовывая из себя боль, изгоняя несбыточную любовь к Верстовскому, вымаривая из памяти ресторан, цветы, дикий поцелуй. Туфли было сброшены давным давно, обнаженные плечи покрылись испариной, а короткое платье задралось еще выше…
В какой-то момент музыка стала тише и спокойнее, а свет перестал вспыхивать, горя ровно и стабильно. Люди теперь двигались по-другому: не перемещались хаотично, а стягивались к одному центру, кто-то приближаясь к нему, а кто-то удаляясь.
Я не сразу заметила этого, продолжая отдаваться богу "пьяных плясок". Потом все-таки замедлилась и сфокусировалась на объекте притяжения.
Вполне возможно, мозг начал подкидывать мне видения под действием неизвестного пойла. Здесь никак не могло быть декана, но, тем не менее, он… был.
Старший Верстовский стоял в дверном проеме и смотрел на меня. Смотрел так, будто увидел что-то страшное, но неимоверно притягательное: свою смерть, свою самую сладостную грезу.
Казалось, его взгляд примагнитило неподвластной ему силой, и это продолжалось часы до и продолжит тянуться вечность.
27.1. Декан теперь тусует с нами!
Она бледна: болезнь ее — любовь.
Ей вздохи грусти отравляют кровь.
("Сон в летнюю ночь", У. Шекспир)
Я остановилась — неловко замерла в той самой позе, в которой меня накрыло запоздалое озарение: с раскинутыми руками, приподнятыми плечами и широкой бессмысленной улыбкой.
Декан… ЗДЕСЬ?!
Не иначе, старший Верстовский услыхал молитвы Гардениной, которая призывала его силой влюбленной мысли, и явился на праздник, чтобы прекратить творящуюся вакханалию. И появился тогда, когда я только-только начала чувствовать себя чудесно… чтобы снова заставить меня страдать. Сердце будто увеличилось в размерах: оно расширилось до пределов грудной клетки, причиняя самую настоящую боль. Радость скукожилась, словно проткнутый иглой воздушный шар, а легкость с беззаботностью покинули меня с тихим шипящим звуком.
Я собрала разлетевшиеся в разные стороны конечности и спряталась за широкой спиной какого-то студента. Собравшиеся постепенно приходили в себя. Музыку убавили еще сильнее, так что вскоре стали слышны отдельные голоса.
— Папа?! — непонимающий возглас Ромки прозвучал громче других вопросов. — Почему ты здесь? Ты ведь обещал…
— Лучше скажи, почему мне на ночь глядя звонят соседи с требованием сделать музыку потише, когда ты обещал держать все под контролем? — ледяной голос Верстовского значительно понизил температуру в душной гостиной, которая нагрелась от нашего дыхания и прочих испарений молодых тел. — Они собирались обращаться в полицию.
— Я… — Ромка стушевался. — Не думал, что будет так громко.
— Если бы ты снял трубку, моего визита можно было бы избежать.
— Понял, — наследник фамилии понурился, а затем заорал на всех присутствующих: — Так, ребзя, музыку громко не включаем, ясно! И ведем себя прилично! Я же просил!
Пока они выясняли отношений, я спиной отступала вглубь комнаты, где за спинами, торсами и ногами гостей меня нельзя будет разглядеть. Присела на свой диванчик и осторожно выглянула оттуда.
Декан еще раз обвел всех собравшихся грозным взглядом и уже собрался уходить, но к нему вдруг подбежала Гарденина.
— Вениамин Эдуардович, не уходите, пожалуйста! Все равно ведь уже приехали!
— Вы же можете потусить с нами, правда? — сказал кто-то еще, а после преподавателя со всех сторон окружили девушки.
— Да, останьтесь с нами!
— Вы ТАК ЗДОРОВО сегодня выглядите! — неподдельное восхищение в голосе одной из студенток заставило меня снова выглянуть из своего укрытия. Прилипчивые девицы так плотно облепили Верстовского, что рассмотреть что-либо, кроме его головы, возвышающейся над ними, не представлялось возможным.
Дальше декан поломался для виду и позволил утянуть себя к столу с куцыми угощениями. Ну и чудесно! Уж в таком-то "малиннике" Верстовский сможет найти кого-то себе по душе? Пусть выбирает. Главное, чтобы ко мне не подходил и не мешал мне его забыть.
Я откинулась на диванчике и сложила руки на груди. Гостиная вращалась перед глазами, в мозгу стоял туман. Активный танец вкупе с коктейлем вымотали мои физические силы, а внезапное появление декана подкосило моральный дух: состояние было такое, будто меня хорошенько побили подушкой по голове.
Вечеринка пошла своим чередом. Молодежь, вначале присмиревшая и даже напуганная присутствием отца Ромки, постепенно снова начала смеяться, разговаривать, входить и выходить из гостиной. Музыку прибавили, но до разумных пределов. Правда, теперь диджеи старались ставить более спокойные композиции, да и на любое сомнительное действие все оборачивались и искали взглядом строгого декана.
Вечер, плавно переходящий в ночь, стал куда более приличным. В звучащих в гостиной диалогах значительно уменьшилось количество мата и непристойных шуток, и в танцах — похотливых мужских рук, тянущихся к девичьим округлостям. Во-первых, в присутствии старшего Верстовского мало кто осмеливался дать волю "животному началу", а во-вторых, добрая половина девушек сбежала в общество декана, ставшего чем-то вроде местной достопримечательности.
Студентки налили ему виски — декан был очень растроган, когда после пяти минут поисков ему все же нашли стеклянный бокал