Когда они, наконец, сели в самолет, и полетели обратно вВашингтон, она почувствовала огромное облегчение. Джек взглянул на нее сподозрением.

– А почему это ты так счастлива, что возвращаешьсядомой? Есть какие-то особые причины?

– Просто хочется поскорее вернуться к работе.

Ей совсем не хотелось с ним ссориться. А вот ему, похоже, нетерпелось начать ссору.

– А может, тебя кто-нибудь ждет в Вашингтоне, Мэд? Онсмотрел на нее с отвратительной ухмылкой.

Она в отчаянии вскинула на него глаза:

– Никого у меня нет, Джек, и ты это знаешь.

– Сомневаюсь, что я что-нибудь о тебе знаю. Но могуузнать, если захочу.

Она ничего не ответила. Кажется, молчание теперь для неелучший вид обороны.

На следующий день она пошла на занятия группы женщин,подвергающихся насилию. Ей вовсе этого не хотелось, она пошла только потому,что обещала доктору Флауэрс. Джеку она сказала, что идет на заседание комитетау первой леди. Вряд ли он ей поверил, но почему-то на этот раз не сталпридираться. У него были свои планы на вечер – деловая встреча, как он сказал.

Мэдди шла в подавленном состоянии, которое продолжалоухудшаться. И здание, где должны состояться занятия, похоже на трущобу, и районужасный. И соберутся там, наверное, несчастные, забитые, ноющие особы. Толькоэтого ей сейчас не хватает. Однако, вскоре она с изумлением смотрела насобравшихся – некоторые в джинсах, другие в деловых костюмах, кто помоложе, ктопостарше, некоторые очень привлекательные, другие совсем невзрачные дурнушки. Вобщем, на удивление пестрое сборище. Однако большинство из женщин казалисьинтеллигентными, очень живыми, интересными людьми. Вошла руководительницагруппы, села на привычное место. Взглянула на Мэдди умными теплыми глазами.

– Мы все здесь называем друг друга по имени. И есликого-то узнаем, не обсуждаем это. Случайно встретившись на улице, делаем вид,будто не знаем друг друга. Никому и нигде не рассказываем о том, что здесьслышим и кого видим. То, о чем говорится, никогда не выходит за стены этойкомнаты. Мы чувствуем себя здесь в безопасности. Для нас это очень важно.

Мэдди кивнула. Она сразу поверила этой женщине. Всерасселись на обшарпанных стульях. Представились, называя только имена. Кое-ктоздоровался. Некоторые, похоже, уже знали друг друга по прошлым занятиям.Руководительница пояснила, что обычно у них собирается примерно человекдвадцать. Они встречаются два раза в неделю. Мэдди может приходить тогда, когдазахочет. Никто никого ни к чему не принуждает.

В углу на столе стоял кофейник. Кто-то из женщин принесбулочки и домашнее печенье.

Одна за другой они заговорили. Рассказывали о том, чемзанимаются, что происходит в их жизни, о своих печалях и радостях. О своихстрахах. Некоторые жили в ужасающих условиях, другие уже оставили своих мужей,которые дурно с ними обращались. Кое у кого были дети. Однако всех связывалоодно – всем пришлось жить с тиранами, садистами и мучителями. Кое-кто жил втаких семьях с самого детства. Другие же вели прекрасную жизнь до тех пор, покане повстречали своего мучителя или мучительницу – некоторые женщины оказалисьлесбиянками.

Слушая их, Мэдди неожиданно для себя почувствовала, чторасслабляется, как никогда раньше. То, что она услышала, оказалось такимзнакомым, таким реальным, таким... своим... Она словно сбросила с себя тяжелыедоспехи и глотнула свежего воздуха. Она как будто вернулась в родной дом, а всеэти женщины – ее сестры. И все, о чем они говорят, так напоминает пережитое еюсамой, и не только с Бобби Джо, но гораздо позже – в последние годы, с Джеком.Ей казалось, что она слышит свой голос, рассказывающий ее собственную историю.Теперь она смогла убедиться: Джек издевался над ней, он тиранил ее с самогопервого дня, как ее увидел. Он использовал для этого все: власть и обаяние,угрозы, подарки, оскорбления, унижение, слежку и контроль. Они все прошли черезэто. Сейчас перед ней нарисовали такой классический, такой типичный портреттирана и садиста, что Мэдди могла только удивляться, как она раньше ничего незамечала. Даже несколько месяцев назад, когда доктор Флауэрс нарисовала ту жекартину на собрании комитета у первой леди, Мэдди этого не осознала такмучительно ясно, как сейчас. Внезапно она поняла, что больше не испытывает нисмущения, ни растерянности, ни стыда. Только огромное, невероятное облегчение.Ведь единственное, в чем она оказалась виновна, – это в том, что с готовностьюприняла всю вину на себя, что соглашалась со всеми обвинениями мужа.

Она рассказала им о своей жизни с ним, о том, что он делал,что говорил, какими словами и каким тоном. Рассказала о его реакции на появлениеЛиззи. Все сочувственно кивали. А потом указали ей на то, что у нее есть выбор:дальше все будет зависеть от нее.

– Я боюсь... – Слезы потекли по ее щекам. – Что со мнойбудет, если я его оставлю... А вдруг я без него не проживу?

Никто не засмеялся, никто не назвал это глупостью с сестороны. Они все испытывали страх, и многие не без оснований. У одной из женщинмуж сидел в тюрьме за то, что пытался ее убить. Она уже заранее с ужасом ждала,что будет, когда его срок кончится. Это должно было случиться примерно черезгод. Многие из женщин годами терпели побои, так же как и она от Бобби Джо.Многие покинули благоустроенные дома, а две даже оставили детей, вынужденныеспасать собственную жизнь. Просто бежали куда глаза глядят. Другие все ещепытались вырваться, неуверенные в том, что смогут это сделать, так же как иона, Мэдди. Однако теперь ей стало предельно ясно, что каждый день, каждый час,каждую минуту совместной жизни с Джеком она подвергается опасности. Внезапноона поняла все, что пытались ей внушить доктор Флауэрс, Билл и Грег. Досегодняшнего дня она их словно не слышала. А теперь, наконец, все поняла.

– Что вы думаете теперь делать, Мэдди? – спросил кто-тоиз женщин.

– Не знаю. Мне страшно. Я боюсь, он догадается, чтоменя в голове, или услышит, о чем я думаю.

– Единственное, что он наверняка услышит, это когда выхлопнете дверью и сбежите куда глаза глядят. До этого он ничего не услышит.

Это сказала женщина со щербатым ртом, с жидкими волосами.Но, несмотря на отталкивающую внешность и грубый тон, она чем-то понравиласьМэдди. Теперь она осознала: эти женщины ее спасут. То есть спасать себя ей,конечно, придется самой, но они ей помогут. Их она услышала, хотя и непонятнопочему.

Ей показалось, что она рассталась с собравшимися совершеннодругим человеком. Тем не менее, ее предупредили, чтобы не слишком полагалась насудьбу. Ничто не совершается по мановению волшебной палочки. Как бы чудесно онасебя сейчас ни чувствовала, как бы ни помогло ей общение с жертвами насилия,главное ей предстоит решать самой, и это будет очень нелегко. Это она тожеосознала в полной мере.

– Отказаться от привычки терпеть издевательства всеравно, что отказаться от наркотиков, – без обиняков сказала ей одна из женщин.– Вы к этому так привыкли, что почти перестали замечать. Вам кажется, чтотолько так и можно жить, только так и можно любить. Покончить с этим будетнеимоверно трудно. Вы слишком с этим сжились.