Сейчас, вспомнив ту беседу, я от души пожалелабабу Нилу. С таким недотепой, как Колян, ей нечего ждать обеспеченной старости.Федор забыл про мачеху, он не собирается помогать женщине, которая еговырастила.

В кухню вошла Прасковья Никитична.

– Доброе утро, – чуть протяжно произнесла она,– есть хочется.

Я обрадовалась: свекровь Нины вроде внормальном состоянии, вероятно, она сумеет ответить на некоторые вопросы.

– Кашу сварили? – спросила Прасковья.

Я открыла холодильник:

– Сейчас подогрею. Вы не знаете, где Нина?

– На горе, – охотно сообщила она.

– И где это? – нежно пропела я, запихиваяфарфоровую тарелку в микроволновку.

– Там ворон крыльями машет и рак свистит, –поведала Прасковья, – там на неведомых дорожках бродит золотое руно под руку сМоисеем.

Я водрузила на стол завтрак, вручила ПрасковьеНикитичне ложку и спросила:

– Можно, зайду в ваши комнаты?

– Вкусная картошечка, – откликнулась старушка,зачерпывая кашу, – жаль, лука нет.

Я молча ушла в коридор. Похоже, несчастнаяокончательно выжила из ума, уже не способна понять, что ест, путает овсянку спюре. Не дай бог превратиться в подобное существо, незачем разговаривать сПрасковьей, это бессмысленная трата времени.

Очутившись на территории Силаевой, я сталаметодично обыскивать комнату. Около получаса понадобилось на то, чтобы понять:у Нины нет ни записной книжки, ни дневника, ни блокнота с заметками. Минимумодежды, почти полное отсутствие косметики, жалкое количество детских вещей,пара игрушек – вот и все богатство. Зацепиться не за что. Ни квитанций, никаких-нибудь чеков, ни листочка с номерами телефонов, оставленного на всякийслучай для Прасковьи Никитичны.

На тумбочке у одной кровати нашелся сотовыйядовито-розового цвета. Подобные аппараты минимальной стоимости покупаютпервоклассникам. Если малыш потеряет трубку, жалко ее не будет. Нина решила,что мобильный без наворотов лучше всего подходит Прасковье Никитичне. Ну зачемполубезумной свекрови фотоаппарат, видеокамера, калькулятор, радио ивозможность подключаться к Интернету?

Я понажимала на большие кнопки. Никакихэсэмэсок или звонков, с Прасковьей Никитичной давно не общались. Но о старухеявно нежно заботятся. Кровать Нины застелена старым, кое-где зашитым бельем, аодеяло Прасковьи Никитичны заправили в пододеяльник с кружевной отделкой. Халати тапочки Нины сильно поношены. В феврале хочется закутаться в уютный велюровыйили толстый махровый шлафрок, но у Силаевой был тоненький, почти прозрачныйхалатик из ситца, в таком зимой холодно и некомфортно. Роль домашних тапочеквыполняли дешевые пластиковые сланцы, на которых от длительной носки стерлосьназвание фирмы-производителя. А бабуля сейчас явилась на кухню в симпатичномстеганом халате и в тапочках из овчины. Силаева баловала Прасковью, она немогла бросить выжившую из ума мать Филиппа.

С Ниной определенно случилась беда – вот такимбыл мой вывод.

Я побежала к себе, быстро оделась и пошла вванную, чтобы там перед зеркалом накрасить глаза. Едва рука поднесла к векукисточку, как из ванны послышалось громкое «Аффф». От неожиданности я уронилакоробочку с тенями, наклонилась и увидела лохматую зверушку, сжимающую в лапкахмочалку.

– Ты Степа или Петя? – осведомилась я.

– Аффф, – выдохнуло животное, – аффф.

– Без разницы, как тебя зовут, – сказала я, –имей в виду, губка не съедобна. Дай ее сюда.

Чтобы отнять у быдры мочалку, мне пришлосьпотрудиться. Степан или Петр не хотел делиться добычей. Сначала потенциальныйпроизводитель быдрят фыркал, затем коротко заявил:

– Пшш, пшш.

Такой звук издает воздух, вырываясь изпродырявленного шарика. По мере того как я увеличивала натиск, быдра злиласьвсе сильнее и в конце концов начала шипеть, словно раскаленная сковородка, накоторую выплеснули стакан холодной воды.

– Дурачок! – укорила я источник будущегобогатства Коляна. – Успокойся, еще живот заболит!

Быдра изо всех сил вцепилась в мочалку. Сталопонятно, что она готова сражаться до конца. Я сбегала на кухню, принесла кусокбелого хлеба и протянула его любителю поролона.

– Давай поменяемся! Батон намного вкуснеемочалки.

Петя или Степан моментально выпустил из лапнесъедобный предмет и схватил булку. Я скорехонько подобрала губку иотправилась на кухню, там у плиты опять суетилась баба Нила.

– В ванне быдра сидит, – сообщила я.

– Они не кусаются, – ответила старуха, – ещемаленькие, наверно.

– Так вот, насчет клыков, – продолжила я ипродемонстрировала сильно помятую мочалку: – Одна из быдр намеревалась вкуснопозавтракать. Поролон не переваривается, он и пластиковые пакеты представляютособую опасность для животных, много щенков и котят погибло, наевшись вотсутствие хозяев всякой дряни.

– Вот черт, – расстроилась баба Нила, – чтоделать-то? В доме полно разных вещей, Колян в город уехал, а я могу недоглядетьза хулиганами.

– Их надо посадить в загон, – предложила я. –Знаете, для младенцев выпускают манежи. В зоомагазине продают железныезаборчики. Ограждение придумано для щенят: перекрываете им часть комнаты,бросаете несколько безопасных предметов, ну, допустим, яблоко, морковку,сушку-челночек, и спокойно уходите. Щенок мирно слопает «игрушку» и заснет довашего возвращения.

Баба Нила подперла рукой подбородок:

– Коляна заводчик быдр предупредил, что онидолжны жить на свободе, в клетке не размножаются. Сын их отпустил по всему домугулять, он разозлится, если я Степана с Петром ограничу. Николай гневливый.

– Правда? – поразилась я. – За все время, чтотут живу, Коля ни разу ни на кого голос не повысил.

Старушка открыла холодильник:

– Он редко бесится, да метко. Не дай бог емупод горячую руку попасть. Валентине как-то раз здорово досталось. Уж чего онине поделили, не знаю, я тогда в автосалоне работала, там машинами круглосуточноторговали, порой хозяин меня только ночью отпускал. Ну и день сегодня! Сделалавчера пюре, а оно исчезло! Кастрюля пустая!

Я перевела взгляд на плиту и против желаниявыпалила:

– Там была геркулесовая каша!