Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Рассказ В.Н. Татищева о битве при Перемышле крайне запутан, многословен и невнятен. Своя версия сражения присутствует в Лаврентьевской летописи: «И пришел король с венграми и с Мстиславом, и, войдя в землю Владимиркову, остановился: ибо было воскресенье, а король по своему обыкновению не начинал ничего в воскресенье. Владимирко же не дал войску войти в свою землю, встретил его и захватил королевские пожитки. На следующий же день король, встав, пошел вперед, Владимирко же отступил назад и стал за укреплением; венгры же королевские, увидев Владимирковы полки, тут же, не медля, устремились на них. Владимирко же, видя силу венгерскую, обратился в бегство; во время переправы через реку одних воинов его побили, другие утонули, а многих захватили в плен. Прибежав в Перемышль, Владимирко направил послов к королю, прося мира, дабы Изяслав не присоединился к королю, ибо Изяслав, услышав о короле, пошел уже из Киева на Володимирка. Вскоре Изяслав подоспел к королю с берендичами, а полки свои оставил позади с братом своим Святополком.
Тогда же пришли к реке Сану. Владимирко расставлял свою дружину на бродах, где пеших, где конных; король же начал устанавливать против него свои полки тоже на бродах. Владимирко же, увидев бесчисленную королевскую силу, не выдержал и вторично побежал от него в Перемышль; и, преследуя их, многих побили, а других захватили. Владимирко же вбежал в город и стал просить мира; Изяслав не хотел давать ему мира, но, послушав короля, помирился с ним. Изяслав же пошел к Киеву, а король к себе» (4, 296–297). Наиболее подробный и объективный рассказ о сражении при Перемышле присутствует в Ипатьевской летописи. Удивительно, но главным героем битвы оказался венгерский король, а не киевский князь. Данный факт сомнения не вызывает: победу союзникам принесли тактические ошибки Владимира и воинское искусство Гёзы II, осуществившего ряд хитрых маневров и навязавшего противнику битву в невыгодных условиях.
После победы Гёза и Изяслав привели войска к Перемышлю. Защищать город было некому, поскольку большая часть галичан была либо убита, либо попала в плен. Владимир пребывал в растерянности и не знал, что делать, но его спас случай: в окрестностях города находилась усадьба галицкого князя, куда и устремились победители. Пока киевляне и венгры грабили княжеское добро, Владимир решил внести раздор в стан союзников. Он отправил к архиепископу и венгерским военачальникам посланцев с богатыми дарами с просьбой убедить Гёзу заключить мир: «Просите за меня короля; я жестоко ранен, каюсь пред ним, что тогда огорчил его, перебивши венгров, и что теперь опять стал против него; бог грехи отпускает, пусть и король простит меня и не выдает Изяславу, потому что я очень болен; если меня бог возьмет, то отдаю королю сына моего на руки; я отцу королеву много послужил своим копьем и своими полками, за его обиду и с ляхами бился; пусть король припомнит это и простит меня» (80, 483). Владимир не был ранен и сознательно разыгрывал комедию, пытаясь убедить венгров в своей беспомощности. Галицкий князь знал, что делал, на следующий день Геза стал настаивать на заключении мира с Владимиром. Изяслав был возмущён до глубины души: «Если Владимирко умрет, то это бог убил его за клятвопреступление нам обоим; исполнил ли он тебе хотя что-нибудь из того, что обещал? Мало того, опозорил нас обоих; так как ему теперь верить? Два раза он нарушал клятву; а теперь сам бог отдал нам его в руки, так возьмем его вместе с волостью» (80, 483). Киевский князь был сто раз прав: поверженного врага всегда необходимо добивать, поскольку игры в благородство всегда заканчиваются большой кровью. Однако Гёза не хотел окончательной гибели Владимира, он хотел сохранить его как противовес усилившемуся Изяславу. Прикрываясь пустой болтовнёй о христианских добродетелях, король продолжал настаивать на заключении мирного соглашения. У Изяслава не оставалось выбора, в данной ситуации сориться с Гёзой было очень опасно. Скрепя сердце киевский князь согласился на мир при условии, что Владимир передаст ему города Бужск, Тихомль, Шумск, Выгошев, Гнойни (51, 157). Галицкий князь охотно согласился и был готов целовать крест на условиях Изяслава. И только Мстислав заподозрил подвох. Обращаясь к королю, он сказал: «Вы поступаете, как должно по-христиански, честному кресту верите и с Владимирком миритесь; но я вам перед этим честным крестом скажу, что он непременно нарушит свою клятву; тогда ты, король, своего слова не забудь и приходи опять с полками к Галичу» (80, 484). Король ответил согласием, делегация русских и венгерских военачальников отправилась в Перемышль приводить Владимира к целованию креста.
Галицкий князь принял посланцев лёжа в постели, всем своим видом показывая, как тяжко страдает от полученных в битве ран. В глубине души Владимир посмеивался над посетителями, поверившими в разыгранный перед ними спектакль. Он не собирался отдавать свои города и был готов в дальнейшем продолжить борьбу. Недаром Изяслав характеризовал галицкого князя как «человека, который играет клятвами» (80, 484). Как только эпопея с целованием креста закончилась, члены делегации вернулись в лагерь и доложили об итогах миссии. После этого Гёза повёл армию обратно в Венгрию, Изяслав через Владимир-Волынский отправился в Киев.
Разгромив Владимира Галицкого, Изяслав Мстиславич выбил из борьбы последнего союзника Юрия Долгорукого и фактически выиграл битву за златой киевский стол.
…ходи Юрьи с ростовцы и с суздалцы, и с рязанцы, и с половцы к Чернигову.
Юрий Долгорукий не собирался оставлять безнаказанными козни Изяслава Давыдовича, ему было известно, кто выступил инициатором нападения на Городец-Остерский. Суздальский князь решил покарать подстрекателя. Юрий опасался, что Изяслав Мстиславич может вмешаться в его конфликт с черниговским князем, поэтому решил найти сильного союзника. На Святослава Ольговича надежды не было, он тихо сидел в Новгороде-Северском и старался не привлекать внимания к своей персоне. Юрий не сомневался, что, как только военное счастье повернётся лицом к суздальцам, старый соратник сядет на коня и поведет полки против Изяслава. Но когда это ещё будет! Перебрав различные варианты, Долгорукий решил заключить военный союз с Рязанью.
В 1150-х гг. некогда единое Муромо-Рязанское княжество разделяется на два – Муромское и Рязанское, где правили потомки Ярослава Святославича. Молодое Рязанское княжество входило во всё большую силу, и не случайно Юрий обращается к князю Ростиславу Ярославичу с предложением совершить совместный поход на Чернигов. Суздальский князь знал, что у Ростислава были крепкие связи с половцами, что в свете грядущих событий имело едва ли не решающее значение. Союзные Юрию степняки понесли чудовищные потери на Перепетовом поле, им требовалось время, чтобы оправиться от разгрома. Долгорукий хотел воздействовать на половецких ханов через Ростислава. Юрию показалось мало союза с Рязанью, он отправил послов в Галич. Владимир ещё не пришел в себя после поражения на реке Сан, но это не значило, что он вышел из борьбы.
Рязанский князь решил принять участие в походе на Чернигов. Изяслав Давыдович приходился ему двоюродным братом, но циничного Ростислава это не смутило. Перспектива взять большую добычу на землях богатого Черниговского княжества прельщала его значительно больше, чем поддержание добрососедских отношений с родственником. Ростислав Ярославич сообщил Юрию о своём согласии, военный союз Рязани и Суздаля стал реальностью. Информация В.Н. Татищева, что именно рязанский князь предупредил черниговского родственника о подготовке Юрием похода на Чернигов, вряд ли соответствует действительности. На мой взгляд, такого быть просто не могло. Ростислав серьёзно готовился к грядущей войне и задействовал значительные ресурсы: «Ярославичь Ростислав с братею, и с Рязанци и с Муромци, поидоша с Гюргем, а не отрекоша ему, тако же и Половци, и Оперлюеве, и Токсобици, и вся Половецьская земля, что же их межи Волгою и Днепром» (8, 314). Вся Половецкая земля! Люди Ростислава задаривали ханов, подкупали их приближенных, тратили большие средства. Вряд ли такой прагматик, как рязанский князь, стал рисковать огромными деньгами ради того, чтобы предупредить черниговского родственника. Ростислав был не тот человек, чтобы ради абстрактных понятий действовать себе в убыток.