– Сам не знаю, – признался он наконец. –Понимаешь, самым простым и верным кажется списать выдумки нашего рыжегобизнесмена именно на его неуемную фантазию и забыть о его визите. ЗанестиЛанселота в разряд сумасшедших. Но что-то мне мешает это сделать...

– Мысли о гонораре? – поддел его Бабкин.

– И это тоже, – невозмутимо кивнул Макар. –Правда, я не представляю, как мы будем отчитываться о выполнении задания...Поймаем хитрого барабашку и покажем клиенту? Или дух его бабушки из стекляннойбанки, куда мы ее заточим, провозгласит о желании пообщаться с рыжебородымвнучком?

– Давай откажемся, – попросил Бабкин, с дрожью вспомнивбывшую супругу с желтым полотенцем на голове – почему-то больше всего егоудручало именно это несчастное полотенце. – Сам видишь, мужик не совсем всебе. Точнее, совсем не в себе. Кстати, когда он вез меня на своем «Судзуки», явидел какие-то шаманские связки на руле. Голову даю на отсечение, что онповесил пару артефактов вроде тех, которые описывает Панов. Где только,интересно, Ланселот их достал?

– Ну что ж... Тогда предлагаю потустороннее оставитьгосподину Силотскому, – согласился Илюшин. – Пусть сам ловитбарабашек и духов бабушек, защищается артефактами от «жамэ вю» и ищет двери вдругие миры. Мы ему ничем помочь не можем.

– Дмитрий Арсеньевич, мы ничем не можем вам помочь, –деликатно, но непреклонно повторил по телефону Макар десятью минутамиспустя. – Нет, не потому, что не верим вам, а потому, что мой помощник ненашел ничего, на чем мы могли бы строить свое расследование. Думаю, вы самипонимаете: в таком положении браться за дело было бы непорядочно с нашейстороны.

«Молодец Макар, – думал Бабкин, вслушиваясь вразговор. – „Мой помощник не нашел ничего, что подтверждало бы ваши слова“– вот что он имеет в виду. А говорит совсем другое, чтобы не оскорбить тонкихчувств клиента».

Он вспомнил, каким мягким, кошачьим голосом началразговаривать Силотский, когда Ольга открыла ему дверь. «Интересно, она держитего в ежовых рукавицах? Рыжий не похож на человека, которого женщина сможетпридавить каблуком». Перед глазами его встало лицо бывшей жены – ровное,ухоженное, которое он назвал бы красивым, не будь оно таким заурядным.Выражение ее лица было насмешливо-пренебрежительным, и Бабкину стало неприятно.

Тогда он представил Машу. Представил целиком, охватив еемысленным взглядом всю сразу – тонкую, слегка загорелую, с вьющимисярыжевато-золотыми волосами, играющими на солнце медовыми оттенками. И как онаподнимает на него серые глаза, а под глазами у нее от постоянного сидения передкомпьютером проступает бледная синева, которая очень огорчает саму Машу иотчего-то трогает Бабкина. Ресницы у нее росли, как она говорила,«бестолковые», рыжеватые, длинные, но редкие, прямые, как палочки, и у Машибыла привычка легко дотрагиваться до них пальцем, словно пересчитывая вопасении потерять нужную ресничку.

Когда она задумывалась, лицо ее неуловимо менялось и вдругпроявлялось в нем что-то, отчего оно становилось похожим на лики с полотенстарых мастеров. Сергея почти пугало это превращение молодой и вполне современнойженщины в незнакомку, которая смотрела куда-то, чуть улыбаясь не губами даже, аодними глазами, и чудилось, что место ей не в двухкомнатной квартирке вспальном районе Москвы, а на качелях среди цветущего сада с розами,раскидистыми дубами, буйными зарослями одичавшей смородины, во времени такомдалеком и незнакомом, что даже представить страшно. Несмотря на эти странныеощущения, Бабкин замирал, боясь спугнуть и свое, и ее состояние, пытаясьугадать, о чем Маша думает, и в такие секунды она казалась ему чужой и оченьуязвимой.

Он представил, как она улыбается, как щурит серые глаза,посмеивается над ним – время от времени спохватываясь, что может обидеть его, итогда взглядывает чуть растерянно и виновато. Иногда Сергей не мог удержаться исекунд десять сохранял на своем лице серьезное выражение, словно и впрямьобиделся. Но дольше не выдерживал, ухмылка расползалась от краешков губ по всейфизиономии, и Машка тут же улыбалась облегченно и радостно, ныряла пушистойзолотистой головой ему под мышку, бодалась – была у нее привычка к детскойвозне, которая поначалу удивляла Бабкина, а потом стала нравиться.

«А ведь мог бы остаться... Испугаться гадалки или простопожалеть Ольгу, и так бы и жил с ней, и Машку бы не встретил»...

Он раздраженно дернул головой. Глупость это все. Как должнобыло случиться, так и случилось.

Уверенность Бабкина держалась не на фатализме, а, скорее, настрахе перед тем несбывшимся будущим, которое сегодня взглянуло на негозелеными глазами из-под желтого тюрбана. Лицо бывшей жены снова возникло передмысленным взглядом Сергея, и он вдруг понял, что в нем изменилось.

– Нос! – изумленно сказал он вслух. – Она измениланос!

Илюшин уже закончил разговор и с одного слова понял, чтоимеет в виду напарник.

– Пластику сделала? – осведомился он.

– Точно! У нее нос был такой, знаешь, круглый, маленький...и ноздри круглые, аккуратненькие. А стал прямой, точеный, как у актрисы.

– У всех актрис носы разные, – глубокомысленно заметил Макар. –Во всяком случае, поначалу, – добавил он, вспомнив одну из известныхартисток, к пятидесяти годам изменившую прекрасный нос с горбинкой на нечтоуниверсальное, прямое, шаблонное.

– Черт с ней, с Ольгой и с ее носом. – Бабкин соблегчением потянулся, запрокинул голову на спинку дивана. – И с ееЛанселотом тоже.

– Э-э-э... – протянул Илюшин, и Сергей тут женасторожился: «экать» было не в привычках Макара.

Он оторвал затылок от дивана и вопросительно посмотрел надруга.

– Разве ты не слышал наш разговор? – осторожно спросилМакар, постукивая ложечкой о пустую чашку из-под кофе и избегая глядеть наСергея.

– Слышал... но не до конца. Вспомнил про Ольгин нос изадумался. А что?

– Силотский поменял нам задачу.

– Что значит «поменял»?

– Когда он понял, что мы отказываемся браться за его дело,то попросил забыть о «жамэ вю», которое его мучает, и заняться более земнымвопросом. Мне кажется, что в данном случае потусторонние силы не замешаны.

– Каким вопросом? – нахмурился Бабкин, приподнимаясь сдиванчика.

– Поисками его пропавшего заместителя.

Бабкин выругался и рухнул обратно на диванчик, в которомчто-то тихо и печально хрустнуло.

– Я не мог ему отказать, – пожал плечами Илюшин. «И,если честно, не очень-то хотел», – добавил он про себя.

Сергей его понимал. В отличие от многих других частныхсыщиков, основной специализацией которых был сбор компромата на неверных жен имужей, они с Илюшиным этим не занимались. Раскрытие убийств тоже не входило вих компетенцию – оба были уверены, что при возможностях оперативной группылюбой следователь раскроет убийство по горячим следам в десять раз быстрее, чемэто сделают они сами. «Если дополнить эти возможности грамотнойработой», – неизменно добавлял Бабкин, объясняя жене, что гораздо прощесверять полученные отпечатки с базой данных, имея эту самую базу, а не просякаждый раз о помощи кого-то из бывших коллег. Но никакая оперативная группа немогла потратить столько времени на поиск пропавшего человека, сколько моглипозволить себе они с Макаром. Здесь преимущество было на их стороне, и, какговорил Илюшин, глупо было бы этим не воспользоваться.