Позже Малявин подружится с ним и будет не раз в его полевой форме с лейтенантскими погонами ездить в Козельск, вязаться с проститутками в единственном городском ресторане «Огонек», драться и дебоширить и больше не удивляться, почему старлей так наплевательски относится к службе, которая оказалась бесконечным маскарадом взрослых мужиков, просаживающих на огромных просторах российской земли миллионы тонн бетона и металла неизвестно для чего. В чем невозможно признаться не потому, что стыдно, опасно, а потому, что так давно повелось…

Глава 17

Деньги

Малявин силился доказать, что все началось с телефонного звонка во время дежурства по цеху. Словно алкаш, ищущий спасения в очередном стакане портвейна, он пытался отыскать причину неудачи во внешних обстоятельствах. Вот если бы не заболел технолог Сапсегов, если бы поменял субботнее дежурство по цеху, как намеревался… Эти «если бы» многослойно клубились, как запахи в большой коммунальной квартире.

Пропала поездка с приятелями на турбазу, и ко всему с утра на участке мелких деталей браковалась клемма. Браковалась она весь февраль, поэтому задел кончился и участок работал прямо на сборку. В понедельник, зная коварную непредсказуемость этой латунной детали, начальник техотдела Ситников предложил подстраховаться у смежников, но на планерке его не поддержали. Начальник цеха Кипчаков буркнул:

– Нечего из-за такой ерунды шум поднимать.

И вот в субботу сход резьбы на клемме пошел густо, пришлось остановить все станки. Малявин перемерил почти сотню деталей, ему хотелось – это проще всего устранить – выявить отклонение допуска по наружному диаметру. Но нет, станочницы цепко держали размер.

Работали на токарно-винторезных станках, простых и малопроизводительных, как и пятьдесят лет назад, только женщины. Самая молодая из них, с кудряшками, выпущенными нарочито на лоб из-под голубой косынки, толкнула Ивана бедром, когда он выгребал из накопителя детали, и расхохоталась громко, пожалуй, излишне громко, и тут же, раскрепляя патрон, изогнулась с кошачьим подсадом. Сорокалетняя соседка, заезженная тяжким семейным оброком, выговорила с невольно прорвавшимся восторгом: «Ох, Верка! Только Масленицу справили, а из тебя прямо сок брызжет».

Малявин стоял и смотрел, как станочница ловко подводит правой рукой суппорт, а левой давит на кнопку «стоп», чтобы вставить новую – сотую или тысячную – деталь, почти не глядя, размышляя о чем-то своем, возможно, и о нем, Иване Малявине, но только не о латунных деталях.

Пока он смотрел со спины на Верку – женщины не существовало, лишь придаток чугуна и стали, механический привод станка ТВ-320. Но вот она вздернула руку к косынке, поправляя ее, глянула кокетливо и стала женщиной, готовой рожать не только латунные заготовки, но и детей, если, конечно, заактируют ее гражданское состояние и выдадут свидетельство на право жить с мужчиной.

– Где твой шаблон? – спросил с нарочитой грубоватостью Малявин и назвал восьмизначный номер, который хорошо помнил, как и множество других номеров режущего и мерительного инструмента, чем иной раз удивлял опытных производственников, несколько выпячивая эту памятливость. Правда, они все одно говорили: «Какой же ты, Иван, технолог?.. Вот поработаешь лет пять…»

Простодушная Вера протянула мерилку, не поднимая головы, но не потому, что опасалась брака – нет, настроив станок утром, она безошибочно угадывала, определяла сбой, когда размер начинал плыть, – она боялась расхохотаться, углядев его напускную серьезность. А ей хотелось… Такое возникало каждый раз, когда он появлялся на участке, а станочницы-подружки кричали ей: «Верка, крась губы! Ванечка вон шагает». Они ухватили, что он не ходит, а именно вышагивает журавлем по цеху.

Мысленно Верка звала его Ванечкой и знала много подробностей, о коих Малявин забыл или не придавал им значения и очень удивился бы, узнав, что она недавно высмотрела его с девушкой возле кинотеатра «Сатурн», после чего рассказывала на участке бабам, что подруга у Вани худющая, расфуфыренная, очки впол-лица, корчит образованную целку, а сама лет на пять старше. После этого женщины на участке утвердились во мнении, что Ванечка – парень симпатичный, но стеснительный, вот и ухватил постарше себя.

– Сразу видно, что она охмуряет, – говорила Верка, убеждая не столько подруг, сколько себя, потому как надеялась, что после смены, когда она подкрасится, наденет новое темно-вишневое пальто с норковым воротником, он подойдет и скажет: «Давай провожу». А она улыбнется и ответит…

– На нарезке брак сплошняком, – сказал Малявин.

– Мы тут при чем? – ответили Верка. И будь на его месте сменный мастер, подняла бы голос до крика.

– Нет, я просто так… Чтоб аккуратней.

Малявин прикрепил к техкарте разрешение на временное занижение допуска и ушел хмуровато-озабоченный, даже не оглянувшись. Ушел разыскивать мастера-наладчика. Потом отнес образцы режущего в метрологию и на химанализ, рассказал старшему диспетчеру о неполадках с клеммой. Сделал все, что можно и нужно делать в таких ситуациях, и помчался в родной техотдел. Ему представилось: если вычертить на миллиметровке деталь и режущий с многократным увеличением, сверив углы фактические с заданными по техпаспорту, то причина схода резьбы вылезет наружу, и тогда он докажет всем, что не пацан, а настоящий инженер.

Три года назад ему отвели место техника-технолога наискосок от начальника и рядом с дверью в архив-кладовку, место самое неудобное, проходное. Но позже, когда Малявин вернулся в техотдел «эм-семнадцать», то вновь уселся за этот двухтумбовый старый стол и часто оборачивался, чтобы спросить, узнать, рассказать… Какой бы важности документ ни лежал перед Ольгой Петровной, она вскидывала голову, смотрела с мягкой, едва приметной улыбкой. Он, случалось, хотел разозлить ее, задавал пустяшные вопросы, но каждый раз натыкался на эту улыбку, глаза с легкой раскосиной, как у многих русских из-за подмешанной азиатчины, с пунктиром морщинок и полукружьями от очков, которые, ей казалось, старят, и она часто снимала их, прятала в верхний ящик.

Малявин такую доброжелательность постичь не мог.

Это она, расшевелила его в тот злополучный месяц, когда он впервые пришел на завод с посверкивающим на лацкане техникумовским «поплавком», – пересидеть месяц-другой после техникума. Ольга Петровна попросила подписать эталон на новую деталь у главного технолога, а он несколько испугался, что не сможет, напутает. Пока она объясняла, как пройти и куда, он смотрел на нее, и совсем неожиданно возникла странная мысль, как хорошо бы иметь старшую сестру именно такую – с миловидной строгостью в лице и доброй, чуть виноватой улыбкой.

– Ладно, я схожу, – согласился Ваня, не подозревая, что Ольга Петровна решила отправить его в дирекцию, к командирам производства, сидящим в больших светлых кабинетах, за большими полированными столами, дабы он проникся важностью