Взял пакет с продуктами под мышку и, улыбнувшись кассирше, которая смотрела на него с интересом, вышел из магазина. Настроение у него резко поднялось. То ли оттого, что обратившая на него внимание кассирша была очень миловидной и, главное, совсем юной, то ли оттого, что он просто чувствовал, что вечер, а вернее, ночь будет роскошной, но все дневные проблемы и заботы вдруг показались ему мелкими и ничтожными, а жизнь – волшебно-прекрасной.

«В эту ночь, в эту ночь…» – Отоев напевая, подошел к своей машине и открыл ее.

Достал блок «Portent», распечатал его и, вставив в рот сигарету, несколько раз щелкнул зажигалкой, с удовольствием отметив про себя ее качество. Наконец закурил и, выпустив облако дыма, задумался над тем, что означает название сигарет, которые он курил уже полгода и которые нравились ему своей крепостью и чистотой вкуса.

– «Портент», – пробормотал он, включая зажигание и пытаясь провести хоть какую-то параллель с имеющимися в его словарном запасе иностранными словами. Но мозг его инфантильно зациклился на слове «портвейн» и навязывал какие-то дурацкие ассоциации. – Тьфу! – капитан с досадой вышвырнул в открытое окно недокуренную сигарету.

И через пару минут его машина покинула стоянку и теперь уже на солидной скорости направилась в Раменское.

– Занятный тип, – прошептал водитель серого «опеля», направляя свою машину вслед за джипом Отоева.

Это был человек Тамбовского, особенностью которого, а вернее, основным качеством была неприметность. Неприметность эта присутствовала во всем и даже распространялась на его машину. Подчеркивала это свойство и кличка Тихий.

Когда Отоев приехал в Раменское, воздух стал уже холоднее. Закрывая машину, он вздохнул полной грудью и, бросив взгляд на старый красивый клен, подумал: «Вот и осень. Скоро начнут опадать листья».

Тут он вспомнил, что ему скоро сорок, и, стараясь не испортить настроения, побежал к крыльцу уже хорошо знакомого дома, где его ждали и любили.

Маргарита встретила его в неглиже – легкой прозрачной короткой рубашке нежно-сиреневого цвета. Она была не из тех дам, которые тратили время на душ, заставляя любовника в это время курить сигарету в постели. А скорее относилась к тем созданиям, которые были всегда готовы и, главное, всегда знали, что нужно мужчине.

Увидев любовницу, Отоев уже в который раз удивился тому, какие у нее красивые ноги. Он страстно поцеловал ее, одной рукой держа пакет, а другой – обняв Маргариту за талию и одновременно захлопывая ногой дверь.

Ее прохладные руки, пахнущие «Eclat», сомкнулись у него на шее. Теплые губы прижались к его губам так, словно она пробовала его на вкус.

– Подожди, – Маргарита вдруг отстранилась и, взяв пакет из его рук, ушла на кухню. И мгновенно вернулась, прижавшись к нему так плотно и так страстно, что он почувствовал себя пятнадцатилетним.

В последнее время капитан все чаще вспоминал себя в этом возрасте. Ведь именно тогда и был у него его первый сексуальный опыт. Правда, не очень уж приятный…

Он почувствовал ее язык, нежный и упрямый. Провел руками по ее упругим бедрам, нащупал грудь и застонал от того, насколько она была приятной на ощупь и мягкой.

– Игорь, – прошептала Маргарита.

– Да? – выдохнул он.

– Хочешь меня?

– Да.

– Прямо здесь в прихожей?

– Да, – он смотрел на нее в упор, медленно сползая к ее загорелым ногам, поднимая край ее благоухающей прозрачной рубашки и целуя внутреннюю часть ее бедер.

– Тихо, тихо, – она нежно взяла его за волосы и вдруг, резко дернув голову капитана назад, крикнула:

– Кто позволил тебе ко мне прикасаться?!

– Я убью тебя, дрянь, – ответил Отоев, поднимаясь и грубо хватая ее за плечи.

– Посмотрим, – Маргарита выхватила из кобуры пистолет капитана и приставила дуло к его виску.

– О Маргарита! – выдохнул он, готовый взорваться. – Не убивай меня! Ты же не хочешь в тюрьму?

– Поворачивайся! – скомандовала она резким голосом. – В случае неповиновения открываю огонь на поражение.

И, когда он подчинился, ткнула его дулом пистолета в спину и сухо приказала:

– Вперед!

Отоев, чувствуя, что возбужден настолько, что вряд ли успеет дойти до кровати, резко повернулся и выбил из ее руки пистолет так, что женщина вскрикнула. Быстро перебирая пальцами, расстегнул ремень и ширинку, резко вошел в нее и через полминуты ослабленно осел на пол, держась руками за прекрасные ноги любовницы.

– Как ты? – Маргарита снова взяла его за волосы. Но теперь уже не дергая, а ласково перебирая нежными пальцами прядь за прядью.

– О Маргарита! – выдохнул он.

Лицо его сияло от испытанного блаженства.

Потом Маргарита, переодевшись в тельняшку, которая едва доходила ей до бедер (таково было желание капитана), приготовила ростбиф. Он был обильно сдобрен перцем и лимонным соком и имел хрустящую золотистую корочку, из-под которой при малейшем нажатии вытекал кровавый сок. Украшенный веточками сельдерея и можжевеловыми ягодами ужин она подала на огромных плоских тарелках. И он был так же великолепен, как и все, к чему прикасались руки этой женщины.

Они пили коньяк, жевали истекающее кровавым соком мясо и серьезно обсуждали сценарий следующего полового акта.

Режиссером и постановщиком был Отоев. Он хотел, чтобы его любовница изображала глупую школьницу, которая отдалась ему за коробку шоколадных конфет.

– Я хочу, чтобы ты все время ела конфеты, – объяснял он. – И когда я буду домогаться тебя, и когда вводить. Ты должна быть равнодушной, – продолжал инструктировать капитан. – Понимаешь? Тупо равнодушной. Должна лежать на животе и есть конфеты. И взгляд у тебя должен быть особенный.

– Какой особенный?

– Как у коровы, – пояснил он.

Девушка, с которой у него был первый секс, действительно так себя и вела в постели. Лежала на животе, ела конфеты, и взгляд у нее был коровьим.

– Это как? – изумилась Маргарита.

– Вот так! – Отоев широко распахнул свои глаза и тупо уставился ей в переносицу.

Женщина, которая все это время с серьезным видом слушала его, рассмеялась.

– Разве коровы страдают аутизмом? – спросила она.

– Добавь грусти, у тебя это получится, я уверен, – в голосе его послышалось раздражение.

– Боюсь, что не смогу, – Маргарита