– Не наверное, а наверняка, иначе она развалилась бы иникого из нее отравить было бы невозможно. А впрочем, это все же бред! –махнула Галина рукой.

– Почему бред? – опешил Александр.

– Потому что керамика держится прежде всего на обжиге, ясно?А обжиг – это минимум 900 градусов. Для самых грубых изделий из красной глины.А для фаянса обжиг 1300 градусов. Причем, как я вам только что говорила,сначала один обжиг, потом второй – после глазуровки. Минимум двукратноеиспытание, вы понимаете? Яд просто заварится, перестанет действовать. Вдобавокглазуровка перекроет его доступ из глины, вы понимаете? Это абсолютнонежизненный сюжет. А детектив был зарубежный или отечественный? Не Дик Фрэнсис,кстати?

– Нет, – рассеянно пробормотал Александр. – Наш авторкакой-то, фамилию забыл.

Значит, размышлял он, эта загадочная Марина ни при чем,категорически ни при чем! А забавный был бы поворот… Но не жизненный, этоточно! Потому что Марина дважды спасла жизнь Манихину – один раз послеотравления рыбой, второй… Про второй раз Александру ничего не известно, но онбыл, о нем упоминал Манихин.

И двойной обжиг при 1300 градусах – это впечатляет, конечно.Пусть мышьяк и относится к металлам, но ядовит он не в чистом виде, а всоединениях – окислы его, соединения с натрием и многое другое. Но какое изэтих соединений способно выдержать такую температуру да еще изоляцию в видеглазури – и остаться потом ядовитым? Осечка, господа! Осечка!

– Извините, Галина, – убито пробормотал Александр, – вы необидитесь, если я возьму фотку и пойду?

– Нет проблем, – кивнула она. – Кстати, я вспомнила, у менядве фотографии Эльвиры. Вот эта, – она подала Александру уже знакомый ему поГошиным описаниям снимок двух женщин, – и еще новогодняя. Мы тут нарядились, ябыла Снегуркой, мой муж – Дедом Морозом, а Эля – цыганкой, ну и ходили поквартирам, прикалывались, как могли. Эля вообще обожала цыганку изображать, вней что-то было такое, южное, диковатое, безудержное…

Александр стоял столбом, глядя на снимок. Цыганка! Никакогосходства с той женщиной, которая была в квартире номер 107… ну, понятно. Однакоже – цыганка! А в доме Манихина он уже столько слышал про цыганку!

Неужели та жуткая история с отравленной рыбой – неслучайность? Да возможно ли такое?

Плохо верится. Но еще хуже верится в такие вот«случайности», в одну из каких оказался замешан доктор Меншиков, на беду своювошедший в квартиру номер 107.

Ладно, что без толку голову ломать, надо первым деломпоказать эту фотографию не Палкину, не Гоше, а Манихину. Самому ПетруФедоровичу, его жене, Сереге, этой Марине, наконец.

И как можно скорей.

Речка Заманиха особенная. Она подчиняется причудам погодыкак никакая другая. В июльские жары пересыхает чуть ли не до самого донышка. Ав июньские и августовские грозы наполняется бурливой водой, выходит из берегови размывает такие плесы, что небось только на Волге и увидишь. Человеку,который убил… словом, фигуранту, речка Заманиха частенько казалась существомживым, со своим смыслом и норовом. Она могла такого накуролесить, что все планырыбаков или охотников летели к чертям. И она же могла делаться пособницей,потворницей, верней помощницей, словно иногда ее обуревала та же удаль, что ичеловека, словно и она иной раз норовила обставить привычные, надоевшие законы,начудить, загадать загадок побольше – неразгадываемых загадок! – и при этомгордилась собой так же, как человек.

К числу таких вот загадок относилась необъяснимаяпеременчивость скорости ее течения и очертаний русла. Там, где вчера водаеле-еле двигалась, так что напоминала ленивое зеркало, а не реку, сегодня онамогла нестись как бешеная, волоча коряги, вывороченные с землею комья травы ицелые кочки, то и дело ввинчиваясь в глубину водоворотами. И даже самыепривычные рыбаки и охотники, выросшие на берегах Заманихи, вроде бы знающие еефарватер как тропинки через родной огород, неожиданно налетали на мель или хваталисьза голову при виде неузнаваемо, непредсказуемо изменившихся берегов. Она моглав одну ночь подняться на пять метров, а днем понизить свой уровень на десять, иприходилось утром плыть вровень с вершинами увалов, а вечером, возвращаясь срыбалки, ползти чуть ли не по дну.

Как только не пытались объяснить причудливость, дерзостьнорова Заманихи! Еще мальчишкой фигурант слышал множество старушечьих рассказоко том, с чего Заманиха такая. Среди этих легенд одна была самая пугающая итрагическая.

Говорили, будто лет сто назад, а может, даже больше какой-тоохотник крепко любил дочку пчеляка, жившего на другом берегу и державшего тамсвои многочисленные ульи и омшаники. Частенько, когда отец уходил в лес,охотник переправлялся через речку Заманиху, отправляясь на свидание со своейкрасавицей. Меж ними уже все было сговорено, однако приплыл как-то в деревню насвоей утлой лодчонке молодой коробейник, и дочка бортника прельстилась егочерными очами и вольной повадкою. Как ни образумливал ее охотник, девушка всеже отреклась от него. Отец был на стороне охотника, слывшего человекомзажиточным, но его уговоры и даже побои не устрашили красавицу. Тайно межвлюбленными было условлено, что, расторговавшись в соседней деревне,находившейся ниже по течению Заманихи, коробейник заберет девушку с собой. Отеци жених заперли ее в погребе, однако она умудрилась выбраться оттуда и побежалачерез лес к тому месту, где ждал ее возлюбленный. Отец, старый и немощный, вконце концов махнул рукою, рассудив, что счастье единственной дочери ему всегодороже. Но не таков был охотник. Он выследил красавицу и тайком последовал заней. И вот она добежала до Заманихи и встала на крутом берегу, глядя, непокажется ли вдали лодка коробейника.

Луна взошла и осветила реку. По серебряной лунной дорожкеплыла, плыла лодочка, на веслах которой сидел темноглазый красавец, распевая отом, что сейчас заберет он возлюбленную и навеки увезет ее от постылого данемилого.

Больше охотник не смог терпеть. Сорвал с плеча ружье ивыстрелил в спину той, которой лишь вчера клялся в вечной любви. Девушка упалав реку и утонула. Следующим выстрелом был сражен ее молодой любовник. Егоунесла лодка, но, говорили, умер он не сразу и, прежде чем испустить дух, успелпроклясть своего убийцу и весь его род. Предсказал охотнику гибель в реке, атакже предрек, что в каждом поколении будет Заманиха забирать себе в жертвукого-то из его потомков.

При звуках этого проклятия, не в час, видать,произнесенного, речка дико взъярилась и вышла из берегов, словно хотела прямосейчас подмыть тот откос, на котором стоял убийца, и забрать его с собой.Однако он успел скрыться в лесу и на сей раз остался жив.