Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вышла я не для того, чтобы делать привычную работу. Стоя на коленях возле выпуклой линзы, вылущенной из наростов, и заливая ее для гладкости изображения новым слоем коллоида, я поглядываю по сторонам. Работа работой, но пялиться на космос вокруг – то, чем техники занимаются ежедневно и подолгу. Говорят, первыми астрономами на Земле были пастухи.
Первое, что я осознаю, – что не понимаю, где звезда. То есть у меня такое ощущение, что их две. И что с одной из них происходит что-то странное.
Ну нет, будь все эти фокусы со светилом новостью, корабль немедленно сдернул бы техников обратно под обшивку, и вообще началась бы какая-нибудь суета типа отойти повыше по гравитационному колодцу. Мы же висим спокойно и только вращаемся. Но интересно. Я продолжаю ковыряться с заросшим глазком. Нехитрое дело – обрезать наросты, их и вошка объесть может. Но если очистить их неправильно, края хитина у камеры будут воспринимать себя как поврежденные и зарастут не за три года, а за считаные месяцы.
Тем временем над моим горизонтом поднимается характерная искорка «ВолгаЛага». Он стоит совсем недалеко, даже абрис различим, если прищуриться. Не так, конечно, чтобы с целый ноготь на вытянутой руке, но и не точка. Близко. Очень близко. Ну ладно.
Работы много. Я перехожу от одного места к другому – и вот уже и смена окончена, старший группы сзывает всех домой. Вши разбредаются – без людей они продолжают свое дело на простых участках. Часть семенит срыгнуть накопленный хитин в устье переработки, часть лениво глодает торосы вдоль старого заросшего шрама. Через двадцать часов они сбегутся туда, откуда услышат радиопереговоры техников, и точно так же будут таскаться рядом с людьми. Техники привязываются ко вшам. Не к конкретным, конечно, а просто привыкают видеть вокруг себя деловито толкущееся стадо. Помнится, когда меня после сражения на Мю Андромеды перевели в группу ботаников, я скучала не столько по открытому космосу, сколько по компании суетливых многоножек. Но тогда техникам и правда приходилось туго, и скорость перемещения по обшивке имела большое значение. Хорошо уже то, что не комиссовали совсем.
Спустившись внутрь, я не вступаю в веселую перепалку группы о том, как провести вечер, а с видом «я разминаю культи, отстаньте от больного человека» расспрашиваю «Гвоздь», что за система, в которой мы висим, и что здесь со светилом. Но, когда на меня смотрят, не забываю улыбаться. На корабле никто не может себе позволить быть букой. Все буки в морозилке. Впрочем, надоесть окружающим можно настолько, что тебя перекинут на «ВолгаЛаг» или на какую-нибудь другую станцию с зэками. Я пару таких историй знаю.
В общем, светила в системе три. Два совсем рядом (то-то мне оно показалось каким-то грушевидным), третье болтается по орбите типа Юпитера, главное, что ниже нас, и ситуация достаточно стабильная. А «ВолгаЛаг» торчит близко к нам строго между вражескими спусками и местом, где должен был быть наш подъем. Плюс-минус тысяча кубических километров, это где-то здесь. Может, мы вообще и стоим строго в той точке, где было окно.
Мысленно представляю человека, который встает с подушки, поднимает подушку и смотрит под ней, а там – люк. Сюрпри-из!
Я дергала этот люк, дергала, дергала и, разумеется, когда он начал поворачиваться, не удержала равновесия. Еще хорошо, что он не полетел вместе со мной – а то была бы мне в полном смысле этого слова крышка. Но он просто уехал куда-то вбок целой большой пластиной, а я вниз головой слетела по ступенькам. Руки были впереди, я ими за что-то зацепилась, а когда ноги стали обгонять голову в полете, схватилась за это что-то, удержалась строго вверх тормашками и даже сумела потихоньку опустить ноги назад, до верхних ступенек. А, это я за поперечину перил держусь. Спасибо тебе, неведомый человек, который здесь перила поставил, а то пришлась бы с размаху спиной на нижние ступени.
Осторожно-осторожно я переворачиваюсь на этой лестнице ногами вперед. Темнотища полная. И, как назло, белые фонари здесь не светят совсем. Они и так-то стали плохо держать свет: в детстве, я помню, просыпалась под утро, а шар на тумбочке у кровати еще слегка светился, но такого теперь и близко нет. И все же час-то они держать должны? Что происходит?
Сетка с фонарями пролетела мимо меня, когда я падала, и сейчас должна была хотя бы мерцать внизу. Но нет. Ничего не вижу. Зараза.
Делать нечего. Ползу вниз по лестнице, нашаривая правой ногой каждую следующую ступеньку и аккуратно перехватывая поперечины перил. Всегда две, а лучше три надежные точки. Никогда не отпускать обе руки одновременно. Ну не зря же я столько времени из своих пятнадцати лет провела на вантах.
В общем, оказывается, не так уж и глубоко. Ступеней двадцать, не считая тех, что я пролетела.
Ощупываю пол – вот и моя сетка с фонарями. Совершенно невидимая.
Ладно.
Сажусь, на ощупь вытаскиваю из заплечного мешка мешочек с толстенькими палочками длиной в полторы ладони. Как Эрик говорил – поломать всю? Достаю одну палочку, пытаюсь переломить – она хрустит, но не ломается, а сгибается, и место сгиба начинает светиться нежно-розовым. Пытаюсь поломать в другом месте – то же самое. А-а, вот оно что.
Хрустит только сердцевинка, и светится она же. А снаружи палочка как палочка, прямая, прохладная на ощупь, мягче дерева, тверже моей руки. Эрик сказал, их хватает минут на пять. Свет почти как от свечки. Отлично.
Оглядываюсь. Нормальный коридор, шага четыре в ширину. Я стою в небольшом кармашке, куда спускаются ступени. Наверху слегка сереет прямоугольник открытого люка. Не закрылся бы. С другой стороны, заблокировать-то нечем.
Коридор пустой: парой этажей выше чего только нет в этих коридорах – какие-то шкафы без створок, какие-то знаки, вырезанные прямо на стенах, сама стена то одной прозрачности, то другой, то выступы, то впадины, какие-то перетекания шершавого в гладкое. А тут – ровная матовая стена, насколько видно, уходит куда-то в темноту… чуть загибаясь. Обратный ход… загибается в ту же сторону. Интересно, они там где-то соединяются, что ли?
Мысленно пытаюсь прикинуть, где я вообще нахожусь.
Невольно трясу головой. По всему получается, что я где-то в воздухе между быками. Допустим. А вот выше я уровня прилива или нет – уже и не скажу.
«Ну то есть я таки права», – думаю я и