А дело было так. Вчера я осталась ночевать в лоцманском доме, попросилась к Эрику в его комнату – он там все равно почти не спит, ночует у себя наверху, на кушетке возле своего любимого телескопа. Он удивился, но пустил. Утром я спускаюсь поесть и заодно снять с крючка на одном из восточных балкончиков свою связку вот этих самых белых фонарей. И вижу, что в кресле у входа на балкон сидит, вытянув ноги, кто-то в таком виде, как будто его из-под пирса вытащили. Ну не то чтобы совсем раками объеденный, но. И сидит он, что характерно, спиной к солнцу – то есть спиной к балкону, и лица, даже того, что открыто, не видно, а видно, что замотан до бровей повязками. Повязки, правда, белые и чистые.

– Привет, малявка, – улыбается он.

– Блин, Йан, – отвечаю я, – на что ты похож? Что ты на голову намотал?

Он встает.

– Я с Бирландом пришел, – говорит он, как будто это что-то объясняет. С другой стороны, и правда объясняет, видимо, они все оттуда совсем не миром уходили, а не адмирал лично во что-то ввязался. – Пойдем-ка к Эрику, – командует Йан. – Выфь хотел сам, но заменить его некем, я пока в работу совсем не гожусь.

К Эрику так к Эрику. Запретить то, что Колум разрешил, вы, парни, все равно не сможете, а вот пока сами себе этот булинь не закрепите – вы ж не успокоитесь. Всех так нервировало, что я сижу у себя в каюте, глядя в стену, что ж, теперь у вас есть другой повод подергаться.

Пока поднимаемся по лестнице, я с удивлением понимаю, что одежда на Йане не гнилая и даже не грязная, как показалось вначале, а совершенно чистая и опрятная и сидит ловко. Просто сама ткань окрашена пятнами – бурый, буро-зеленый, серо-буро-зеленый. Положить Йана на землю – исчезнет. Ну кроме белых повязок на голове. И сшита куртка со штанами из одного куска, по поясу изнутри чем-то присобрано, и карманов удобных много… То есть одежда, если присмотреться, неплохая. Удобная.

Я в своих матросских штанах, конечно, не тот человек, которому бы стоило бурчать, что кто-то другой одет недостойно. Но мне даже в голову не приходило, что можно вот так вот с собой поступить, нарядившись подгнившим утопленником. Бр-р.

– О, привет, Мышь, – говорит Эрик, не поднимая головы от большого ящика с кучей отделений. – Йан, садись, тебе нельзя пока скакать вообще-то.

Ой, а ведь Йан топал за мной действительно как-то неуверенно. Мог бы и сказать, что ему тяжело ломиться по ступенькам через одну.

Сажусь к столу, Йан с явным облегчением плюхается рядом.

– Давай пробежимся по твоей идее, – говорит Эрик, убирая свой ящик в стол и вынимая оттуда бумагу и карандаши, – вдруг чего подскажем. В общих чертах Выфь объяснил, но… Давай, бери карандаш, черти.

Выфь ему объяснил! В общих чертах! Что он ему, черт возьми, объяснил? Я б сама послушала.

Черчу. Эрик не понимает устных объяснений в принципе, у него так голова устроена.

Узкий длинный прямоугольник. Поделить вертикальной чертой пополам. Каждую половинку поделить пополам.

Внешние четвертинки – еще раз пополам.

– Цветной карандаш есть?

– На.

Тщательно, рассчитывая доли, рисую одиннадцать точек – одна ровно посередине и на верхней стороне прямоугольника, остальные на разной высоте на вертикальных черточках – две слева, остальные справа.

– Линейку дай.

Положила цветной карандаш, взяла грифельный, черчу линии, проходящие через точки и сходящиеся точно в пересечении диагоналей прямоугольника.

Эрик и Йан переглядываются.

– Мы же не так стояли, – говорит Йан. – Смотри, ты Халя нарисовала совсем у парапета, а они с Локи посередине стояли. В узле как раз.

Он проводит пальцем от точки на верхней стороне прямоугольника к месту схождения линий.

Я молча смотрю на него и вдруг понимаю, что у меня разинут рот. Захлопываю.

Перевожу взгляд на Эрика. Он тоже смотрит на меня с недоумением.

– Нет! – говорю. – Нет же, блин!

Они переглядываются.

Я чувствую, что надуваюсь, как рыба-луна.

– Нет!

Они опять переглядываются.

Наконец я формулирую:

– Эрик, это не сверху. Не как карту чертим, а как смотрим, когда с лодки. Не сверху гляди, а сбоку… примерно от верфи.

Я хватаю цветной карандаш и размашисто обвожу вокруг точки схождения линий выступающий над верхней стороной прямоугольника полукруг, не успеваю остановить руку и почти замыкаю линию в окружность.

– Ну вот, чтоб понятно стало – виадук же.

– А! – говорит Йан. Эрик молча смотрит на карту.

– Ну ты понял?

– А с чего ты взяла, что виадук описывает полную окружность? – спрашивает Эрик.

– Это нечаянно нарисовалось, – с досадой говорю я, – не обращай внимания, я вообще о другом.

– Если мерить кривизной виадука, то центр круга должен быть футах в пятнадцати над линией прилива, – говорит Йан и со стоном берется за голову.

– Нет, но почему ты вообще думаешь, что это где-то внутри? – ворчливо спрашивает Эрик. – Понятно, чтобы что-то уронить, надо подпилить снизу ножки, но что у тебя за линии? Как ты их, если это перепады высоты, вообще ориентируешь?

– Так просто же, – я провожу пальцем вдоль одной из линий к краю листа, – если бы дело было в том, что только сам Мост бухнулся, то конечно, но ведь сходы на Юги и Северы исчезли гораздо дальше! Не там, где вы швырялись Локиной кровью. То есть через каждую точку воздействия шла линия, которая шла откуда-то куда-то? Я просто прикинула, где были сами развилки, которых уже нет. От южных съездов, которых нет, даже свертки же еще остались! – Я тыкаю пальцем в левый край прямоугольника. – Вот где эти свертки – и где вы стояли? И если две точки задают прямую, то все эти прямые идут куда-то в глубину. Они не сверху на Мосту. Они внутри.

– Выфь говорит, что ему ничего не понятно, у него сейчас перерыв, он сам придет, – четко и медленно выговаривает Йан, встает и отходит к окну, берет стоящий там стеклянный кувшин с водой и прижимает к виску.

Эрик водит карандашом по моей схемке, бросает его, загибает пальцы, начинает что-то бормотать.

– Извини, Мышь, – говорит он, – я так привык к географическим проекциям, у меня от профильной архитектурной голова кипит. Подожди немножко.

Учитывая, что он держит в памяти полный атлас всех лоций, и все аберрации в местах их наложений, и все течения и рифы в трех-пяти милях от Моста для каждой (и, рисуя новую карту, может учитывать влияние всех соседних складок), неудивительно, что ему трудно. Ах да, еще карты звездного неба для каждой лоции и их динамику по временам года – тоже. Мир Эрика двумерный и состоит из взгляда птицы с неба и взгляда моряка вверх. И тут я со своим третьим измерением, конечно, его колбасит.

Слышен топот по ступеням.

Появляется, как