аэропорт, правда, здесь было больше порядка и чище. Но он не увидел здесь ни красоты, ни изысканности Стамбула. Аэропорт выглядел дешевым, не излучал ни света, ни приветливости, целиком и полностью отвечая тому описанию, которое дал ему Ти Ти. Увидев тех, чьи слова мучили его во время полета, мой хозяин подошел к ним. С ними теперь был и еще один, назвавшийся Джеем, он рассказывал о времени, проведенном в Германии. Они стояли там, где собралось большинство пассажиров, и смотрели, как из черной дыры выползают их сумки. Две сумки моего хозяина появились с нетронутыми замками. Кто-то говорил ему, что грузчики в аэропорту Нигерии иногда залезают в сумки пассажиров и воруют оттуда вещи во время погрузки в самолет. С ним этого не случилось. Он снял свои сумки, поволок ту, что на колесиках, по полу, другую понес за ручки и присоединился к тем двоим. Они все еще продолжали говорить, теперь об отношении женщин к африканцам в обеих странах – в этой, которую Ти Ти постоянно называл ТРСК или «этот остров», и в Германии Джея. Мой хозяин слушал, а его мысли постоянно возвращались к телефонной будке в аэропорту Стамбула.

Когда они вышли из аэропорта, на город с гибкой грациозностью опустилась темнота, и в воздухе повис необычный запах. Их встречали автомобили, стоящие перед аэропортом. Его подзывали мужчины, говорившие по-турецки, приглашали во всевозможные черные «Мерседес-Бенцы» или мини-автобусы.

– Это таксисты, – сказал Ти Ти.

Он надел шапочку на голову, а на лицо – радостное выражение человека, вернувшегося домой. Ничто в нем не говорило о бедственном положении здесь, о котором он рассказывал с такими мучительными подробностями. Все с той же забавной улыбкой на лице Ти Ти заговорил с одним из этих людей, белым мужчиной необычного вида, ничуть не похожим ни на кого из тех, что мой хозяин видел раньше хотя бы по телевизору. Лицо у этого человека было обильно испещрено морщинами, цвет его кожи, хотя и белой, казалось, имел темный оттенок. Половина волос на его голове была черного цвета, но на висках у корней волосы были седые.

– Вот наш автобус! – сказал Ти Ти, отходя от таксиста и показывая на большой автобус, ярко освещенный внутри. Автобус медленно направлялся к ним с другого конца парковки. На его боку было написано: БЛИЖНЕВОСТОЧНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ, а ниже – то же самое по-турецки.

– Мы ехать уже, – сказал Ти Ти. – Это наш автобус.

Мой хозяин кивнул, посмотрев на автобус.

– Не боись, братишка. Жди здесь своего друга. Он точно-точно придет.

– Оно так. Придет. Спасибо, Ти Ти. Благословит тебя Господь.

– Нет проблем. Ты жди здесь. А если он нет приходить, садись на следующий автобус КМУ. Твой университетский автобус. Он здесь приходить, позже потом. Кипрский международный университет. Сядешь, письмо покажи – где оно?

Ум моего хозяина заработал четко и быстро, он достал бумаги из маленькой сумочки, но, когда доставал, выпал лист, на котором Джамике записал расходы и все, что это будет ему стоить, а еще и номер своего телефона.

– Бывай, – сказал Ти Ти, подняв этот лист. – Всего лучшего. Может, еще увидимся. Запиши мой телефон.

Мой хозяин вытащил свой телефон из кармана, чтобы ввести номер, но тот не включился.

– Батарейка села, – сказал он.

– Нет проблем. Ну, мы ехай-ехай. Пока.

Гаганаогву, к этому времени мой хозяин начал верить, что Ти Ти говорил ему правду. Он остался ждать, но появление Джамике считал маловероятным. Хотя чи и видит мозг хозяина изнутри, иногда все же трудно определить, откуда берутся те или иные идеи. Так оно случилось и с этой идеей. Наверно, она появилась как следствие всего того, что он увидел: качество здешнего аэропорта, поведение водителей, заброшенность земли и проблемы со связью. Все это подтверждало его озабоченность. Я подал ему мысль: пока еще рано терять надежду. Я попытался внедрить в его мозг лозунг его отца – Всегда вперед, никогда назад, – но лозунг уткнулся в дверь, которую его разум воздвиг вокруг его страхов, и отскочил прочь. Он вместо этого принялся думать о Ндали, о том, что она, вероятно, делает. Он вспомнил, как ему было больно продавать птицу – как у него чуть не перехватило дыхание, когда он поставил клетку с бройлерами браун перед одним из покупателей. Он посмотрел на две свои тяжелые сумки, в которых лежало все, что у него осталось теперь, что он не продал и не подарил Ндали или Элочукве, не отдал на благотворительность, не выбросил. И эти вещи укрепили его страх: что-то пошло не так.

Он отбивался от таксистов, которые все время предлагали ему свои услуги. Они подходили к нему, заговаривали на трескучем языке, которого он не понимал, их голоса звучали ритмически, с каким-то прицокиванием. Становилось все темнее, эти люди подходили к нему один за другим, пока большинство машин не покинуло парковку. Но Джамике так и не появился. Мой хозяин прождал почти два часа, а потом вспомнил, что, по словам Джамике, ему должны бесплатно предоставить комнату на две первые ночи, пока он не подберет себе жилье в кампусе. Джамике сообщил ему это в то время, когда воды были спокойны, а теперь эти слова пришли ему в голову, когда воды бушевали, когда его мучил страх, а надежды умирали.

Чукву, дорога из аэропорта в город показалась ему такой же долгой, как путь из Умуахии до Абы, правда, она была ровной, без выбоин. Во время поездки он смотрел в окно, разглядывал эту землю, так не похожую на его страну. По мере того как он впитывал в себя все различимые приметы, каждую подробность из того, о чем ему рассказали двое попутчиков, он чувствовал себя как птица, у которой выдергивают перо за пером, а потому, когда появилась пустыня, он смотрел на нее глазами полностью ощипанной птицы. И теперь он, ощипанный и слабый, скакал по долинам страха. Такси двигалось по кольцевой развязке, когда он вспомнил какие-то слова Джамике об отсутствии деревьев, и его поразило, что пока еще он не видел ни одного дерева. Он видел холмы, один из которых был украшен подсвеченными очертаниями громадного флага. Ему пришло в голову, что он видел этот флаг прежде, хотя и не мог припомнить где, возможно, в турецком посольстве в Абудже.

– Окул, бурда. Школа, школа, – сказал таксист, когда они приехали к комплексу зданий, перед которым тянулась невысокая, но длинная кирпичная стена с названием университета.

Он увидел университет – несколько своеобразных строений, соединенных друг с