пространство, заполненное до предела людьми всякого рода, и мой хозяин прежде всего подумал о своих здоровенных сумках, в которых находилась большая часть тех вещей, которые он не продал, не сжег, не оставил у дядюшки, но потом он вспомнил, как ему многократно повторяли, что он заберет свои вещи на Кипре. При нем теперь была только сумка, которую дала ему Ндали, а в сумке – уведомление о зачислении, ее письмо, фотографии, все важные документы, которые он должен был предъявить в университете в новой стране. Другие его чернокожие земляки, вышедшие в этот хаос, исчезли в потоке людей. Они появлялись на мгновения в толпе то справа, то слева, то сзади. Мой хозяин вышел в центр бескрайнего зала, где с потолка свешивались большие часы, остановился за парой китайцев, которые разглядывали эти часы, словно тело человека, повешенного на дереве. Сзади к нему подъехал маленький автомобиль и бибикнул. Он отошел в сторону, автомобиль проехал, он часто останавливался и бибикал, чтобы расступились плотные толпы людей, наводнявших помещения, словно это рынок в Умуахии, в котором, правда, время от времени в гулком, просторном зале сообщают о посадках и вылетах. Мой хозяин развернулся и пошел в том же направлении, куда, как он видел, двигались многие его соотечественники.

Отягощенный своими мыслями, он прошел почти полкилометра мимо всяких диковинок, когда увидел человека с длинной бородой и в темных очках. Он спросил у человека, что ему делать. Человек спросил, где его посадочный талон. Он вытащил клочок бумаги, который ему вручили в аэропорту.

– Твой самолет улетит на Кипр в семь часов. Сейчас только три, так что тебе придется ждать. Я сам туда. Так что отдыхай, да?

Он поблагодарил этого человека, и тот пошел прочь, слегка пританцовывая. «Отдыхай», – сказал ему человек. Это означало – жди. А еще это означало, что есть много чего, что не зависит от тебя. Есть силы, которые должны собраться, обстоятельства, которые должны сложиться, есть согласованная мера времени и некий принятый код, который в конце концов должен материализоваться в нечто такое, что обусловит движение. И здесь он столкнулся с примером этого. Чтобы покинуть это место, он должен собраться с другими людьми, которые тоже заплатили деньги, чтобы отправиться в то место, куда нужно и ему. Когда они все соберутся, то сядут в самолет. Их там будут ждать те люди, которые поведут самолет. Но не будем забывать, Эгбуну, что это случится, когда тикающая стрелка часов коснется семи. Вот это должно стать сигналом для него и всех этих людей. В дни отцов это был голос городского или деревенского глашатая и звук его гонга. Как я уже говорил, цивилизация Белого Человека построена на этом. Забери у них часы, и ничто в этом мире не будет возможно.

Что он должен делать, ожидая, когда стрелка коснется семи? Расслабляться. Но я, его чи, не мог расслабиться, потому что чувствовал: в мире духов что-то пошло не так, только не мог сказать, что именно. Вскоре мой хозяин нашел свободное кресло около той прозрачной будки, где люди собирались, выпивали и курили сигареты. Он сел и уставился на курильщика в будке: тот походил на призрак в клубах дыма и двигался так, будто в него вселились бесы. Это напомнило ему о том, как у него отросла борода после смерти отца, как он не брился несколько недель, а потом в один из дней посмотрел на себя в зеркало и долго смеялся над собой – так долго, что начал думать, уж не сошел ли он с ума.

Рядом с ним спала белая женщина, ее веки подергивались, как у ребенка. Он несколько минут наблюдал за ней, разглядывал зеленоватую сеточку вен на ее шее, длинные синие ногти. Она напомнила ему мисс Джей, и он подумал, занимается ли та все еще проституцией. Пока он сидел там, Чукву, я на короткое время вышел из него. Я должен был посмотреть, что представляет мир духов в таком месте, как это, но у меня ничего не получилось из-за неустойчивого состояния разума моего хозяина. И вот, стоило мне только выйти, как я увидел, что это место просто битком набито духами, у некоторых из них такие карикатурные формы и размеры, что они навсегда отпечатались в моей памяти. Один был облачен в полупрозрачную одежду древних богов и нематериальных существ, бледнее я никого в жизни не видел. Он стоял за высохшим белым человеком, который сидел в кресле-каталке и смотрел перед собой бессмысленным взглядом. Призрак сидел сам по себе на полу аэропорта, никак не реагируя на людей, которые проходили сквозь него. Ребенок ударил по мячу, и мяч пролетел через бестелесное туловище призрака, но тот даже не шелохнулся. Он все время покачивал головой, жестикулировал и, роняя слюну, быстро произносил что-то на иностранном языке.

К тому времени, когда я вернулся в моего хозяина, он поднялся со своего места. Он долго бродил по залу, пока не увидел двух нигерийцев, которые в самолете сидели прямо перед ним. Они только что вышли из очень ярко освещенного магазина, один из них нес цветастый пакет, какие были в руках у многих людей в аэропорту. Из обрывков разговоров этой пары, подслушанных им в самолете, и по тому, как один из них держал себя, мой хозяин понял, что этот человек какое-то время провел на Кипре. На этом мужчине были надеты простой пиджак и джинсы, а в ушах затычки. На другом, мужчине такого же роста, как и мой хозяин, был кардиган. Этот человек имел неухоженный вид, в уголке одного глаза у него засохла слизь. И, глядя на него, казалось, что этот человек переживает внутренние мучения. Мой хозяин поспешил к ним, чтобы узнать, что ему делать дальше.

– Простите, братья, – обратился он к этой паре.

Когда он подошел к ним, мужчина в пиджаке перебросил сумку с одного плеча на другое и вытянул перед собой руку, словно только и ждал моего хозяина.

– Пожалуйста, вы из Нигерии? – спросил мой хозяин.

– Да-да, – ответил он.

– И вы дальше на Кипр?

– Да, – сказал мужчина, а его приятель кивнул и спросил:

– Ты там уже был?

– Нет, никогда, – сказал мой хозяин.

Мужчина в пиджаке посмотрел на своего приятеля, а тот ответил ему взглядом, полным некой забавной пристальности; тем временем мимо проходили другие пассажиры самолета, на котором они прилетели.

– И я тоже никогда. И я тебе скажу, мне жалко, что никто меня не предупредил, пока я еще был в Нигерии.