– Все наладится, милый мой, – сказала она с той же приятной улыбкой на лице, когда я выходил из магазина.

Я последовал ее инструкции, и теперь молоко не болталось у меня на руле и не приминало лежащий рядом хлеб.

* * *

Прошло десять лет. Я четыре года отслужил в ВВС, несколько лет отучился в колледже и получил диплом медбрата. В обеденный перерыв я сидел в почти пустой больничной столовой. Взял все как обычно: два бутерброда с арахисовым маслом и вареньем и стакан молока за два доллара. Я сел один и только начал есть, как заметил даму, сидевшую за три столика от меня. Понурившись, она ковырялась вилкой в тарелке. На запястье у нее был гостевой браслет. Должно быть, родственница одного из пациентов.

За годы работы медбратом я усвоил три истины. Первая – здоровые могут умереть мгновенно. Вторая – больные могут жить десятилетиями. И третья – смерть приносит облегчение больным и еще больше боли их близким, особенно если беда случается с маленькими детьми.

Когда женщина подняла глаза, я вдруг снова стал пятнадцатилетним.

Я отложил бутерброд, подошел к ее столику и сел напротив нее. Даже несмотря на очевидную боль, она улыбнулась мне.

– Вы, случайно, не работали в магазине у подножия холма около десяти лет назад? – спросил я.

Она кивнула, и ее улыбка исчезла, как будто от стыда.

– У меня в то время не было нормальной работы.

– Я очень этому рад, – сказал я.

Она недоуменно посмотрела на меня.

Я взял ее за руку.

– Спасибо за молоко.

Она расплылась в улыбке, и по ее лицу полились слезы.

– Все наладится, – прошептал я.

Она сидела и молча плакала несколько минут. Потом снова улыбнулась, встала из‐за стола и ушла.

Больше я ее не видел. Я не знаю, почему она там оказалась, но зато знаю точно, почему там оказался я.

Чарльз Р. Стирен

Дом, который построил не папа

В рождественскую ночь людям требуется больше тепла, чем обычно.

АВТОР НЕИЗВЕСТЕН

На авиабазе Холломан на юге Нью-Мексико все ждали Рождества. Бумажные фонари, призванные освещать путь новорожденному Христу, заняли свои места на крышах домов и у дверей церкви. Вдоль улиц поплыл ароматный дым – соседи подбрасывали в камин ветки сосны пиньон. Радиостанции безостановочно крутили праздничные песни и гимны. И вся размещенная на базе эскадрилья ВВС сгорала от нетерпения: близился день, когда я надену костюм Санты и отправлюсь вручать подарки. Так случалось каждый год. Кто еще, кроме командира эскадрильи, может исполнить роль Санта-Клауса?

Операция «Буря в пустыне»[37] уже закончилась, но миссия американских ВВС в Ираке продолжалась. Примерно раз в месяц мы командировали одного из наших специалистов в штаб Центрального командования на Ближнем Востоке. Каждый из нас был готов к срочному выезду: мы обновили завещания, прошли подготовку по обращению с химическим оружием, сделали прививки. Наши вещи всегда были собраны.

За несколько дней до Рождества вышел очередной приказ. На этот раз отправиться в Ирак должен был капитан Скотт. И это означало, что он не сможет встретить праздник со своей женой Барби и тремя маленькими детьми.

Но капитан не жаловался, не спрашивал: «Почему я?» или «Почему сейчас?». Нытье было не в его характере. К счастью, Скотт успел купить подарки.

– Есть одна проблема, – сказал он перед отъездом. – Я обещал Чарли построить к Рождеству дом на дереве. Как раз собирался этим заняться, но… Все инструменты и доски остались в гараже у соседа. Может кто‐нибудь из вас это устроить?

Надо ли вам объяснять, насколько важен для ребенка дом на дереве? Разумеется, мы согласились. Присматривать за семьями друга друга давно стало для нас привычным делом. В то время как одни члены эскадрильи выполняли боевые задания, другие возили их детей на тренировки и скаутские сборы, ходили на школьные концерты и стригли газоны.

План постройки домика для сына капитана Скотта был таким: мы с моей женой Кэролайн пригласили Барби с детьми на ужин. Предполагалось, что за это время молодой лейтенант Роберт, который заслуженно носил в эскадрилье титул мастера на все руки, приедет на своем грузовике к дому Скотта и соберет домик. Времени должно было хватить: после ужина мы еще хотели отвезти детей в кино.

Роберта упрашивать не пришлось.

– Есть, сэр. Где и когда? – только и сказал он.

Каждый, кто когда‐либо строил дом на дереве, знает несколько правил: надо выбрать правильное дерево, укрепить на специальных болтах «фундамент», входную дверь сделать достаточно маленькой, чтобы предотвратить вторжение взрослых… Повесить гамак, чтобы днем было удобно мечтать, а ночью – смотреть на звезды.

Когда я позвонил лейтенанту из вестибюля кинотеатра, он как раз прилаживал на место веревочную лестницу.

– Еще полчаса, – попросил он. – Пожалуйста, займите их еще немного, сэр.

Так из кинотеатра мы поехали есть мороженое, а затем долго катались на моем фургоне по улицам, любуясь цветными огнями. Наконец, я отвез всех по домам. На прощание Барби сказала, что с нашей помощью она, кажется, «переживет» это Рождество. А лейтенанта Роберта назвала настоящим героем.

Перед сном я вышел прогуляться с собакой, и ноги сами принесли меня к дому Скотта. Среди ветвей старой яблони на заднем дворе я разглядел крошечную деревянную постройку. Роберт даже повесил бумажный фонарик под крышу – чтобы освещать путь младенцу Христу.

Я долго стоял в темноте и думал о том, что уже завтра я достану из шкафа красный колпак и бороду и пойду поздравлять с Рождеством всех, кто все еще верит в чудо. Я обязательно зайду к семье капитана Скотта, чтобы узнать, понравился ли Чарли его новый домик (надеюсь, Барби не забыла выставить на подоконник молоко и печенье для меня, и морковку – для моих оленей?). А потом я навещу молодого лейтенанта Роберта и скажу ему так:

– Любое чудо рукотворно, лейтенант. Спасибо и с Рождеством.

Джон Боуэн

Теплое приветствие

Мы не можем жить только ради себя. Тысячи нитей связывают нас с другими людьми.

ГЕРМАН МЕЛВИЛЛ

Нефтеперерабатывающий завод, на котором работал мой отец, закрывался, и компания предложила ему работу в другом городе. Папе ничего не оставалось, как согласиться: он был единственным кормильцем в семье с тремя детьми.

И вот мы оказались за тысячи километров от городка, где я родилась и прожила четырнадцать лет, где остались мои родные,