После этого Горецкий посидел немного в греческом ресторанчике,что находился возле здания полиции. Хозяин принимал его почтительно иобслуживал сам. Аркадий Петрович разложил перед собой свои записи и углубился вних, прихлебывая кофе.

К пяти убийствам прибавилось шестое, но дело ничуть непрояснилось. Все шесть человек были эмигрантами из России и прибыли вКонстантинополь примерно два месяца назад или чуть раньше. Полковник Горецкийпочувствовал, что пора ему обратиться в государственные инстанции.

Однако к вечеру удалось выяснить, что эмигрантов из Россиисразу в Константинополь не пускали. Все пароходы с беженцами направлялись либона остров Халки, либо – на Принсипе. Все ведения о прибывших находились там учиновников оккупационной службы.

Рано утром Горецкий стоял на палубе катера, отправляющегосяна остров Халки. Было свежо, и он поднял воротник шинели.

В море недовольно вскипали пенные буруны.

Чиновник на острове Халки встретил полковника вначале весьманелюбезно, но документы оказали свое действие, и через несколько минут АркадийПетрович уже просматривал списки прибывших, многие из которых жили еще здесь,на острове.

Горецкого прежде всего интересовали пассажиры пароходов,прибывших из Ялты Списки, списки… Пароходы, прибывшие примерно два месяцаназад. Горецкий усиленно искал знакомые фамилии. В глазах рябило.

– Никуда не денетесь, голубчики, – бормоталон, – некуда вам было деться, кроме как на пароход сесть. По воздуху черезморе не перелетишь…

Вот первая ласточка – Костромина Мария, двадцати девяти лет,девица. Ну-ну, хмыкнул Горецкий, девица так девица. Пароход «Илья Муромец»,отбыл из Ялты пятнадцатого декабря одна тысяча девятьсот двадцатого года.Так-так, кажется, в середине декабря Ялту окончательно захватили красные. Ивполне возможно, что «Илья Муромец» был последним пароходом.

Он потянулся, протер усталые глаза и снова просмотрел всесписки пассажиров «Ильи Муромца». Вот он, старый знакомый – Фома Сушкин! Плылна том же пароходе. Они могли встретиться, пока плыли от Ялты доКонстантинополя… Больше ни одной знакомой фамилии. Но отчаиваться рано.

Горецкий внимательно перечитал все фамилии, стоящие в спискерядом с Марией Костроминой. Лидия Антоновна Дурново, присяжный поверенныйКнаббе с женой и дочерью, вдова отставного советника Ильинского, ее племянникГеоргий Ильинский с женой…

Горецкий показал фамилии чиновнику, тот сверился с другимисписками и покачал головой: никого из названных людей на острове Халки уже небыло, они все перебрались в Константинополь.

– Были еще пароходы из Ялты в эти же дни? –настойчиво спрашивал Горецкий.

Чиновник долго перелистывал подшитые списки, затем ткнулпальцем.

– Вот, посмотрите здесь.

Горецкий углубился в списки парохода, прибывшего из Ялты.Пароход «Слава Азова» отплыл из Ялты пятнадцатого декабря, прибыл на островХалки семнадцатого.

– И вот они все, мои ненаглядные! – воскликнулпо-русски полковник Горецкий так радостно, что чиновник покосился удивленно, ноничего не сказал, а только пожал плечами.

– Акоп Мирзоян, тридцати пяти лет, коммерсант… далее поалфавиту полковник Шмидт, затем ротмистр Хренов.

Значит, вот что выходит. Все убитые прибыли из Ялты, причемвыехали оттуда в один день, только на разных пароходах. Поэтому предположить,что их убили из-за того, что они могли что-то видеть в дороге, весьма трудно.Но гостиница «Пале-Рояль», что находится в Ялте… возможно ли, чтобы все этилюди ночевали в гостинице, и там что-то произошло такое, из-за чего потомкому-то понадобилось их убить! Очень, очень интересно.

И полковник Горецкий поспешил на берег моря, чтобы поспетьна отходивший катер, который должен бы отвезти его обратно в Константинополь.

Он успел зайти в полицию и выяснить адрес Нинетт Мезон,которая и правда оказалась актрисой, выступавшей в крошечном театрике варьете,она и жила неподалеку.

Керим рвался пойти с Горецким, ему очень нравился щедрыйрусский полковник, но Горецкий отпустил его домой – в этот вечер он несобирался общаться с турками.

Нинетт Мезон жила в меблированных комнатах. На нижнем этажеГорецкого встретила толстая хозяйка и махнула рукой наверх, откуда раздавалиськрики, звуки рояля, а также топот и звон посуды. Горецкий остановился передобшарпанной дверью, когда-то покрашенной зеленой краской, и постучал. Дверьраспахнулась тотчас, как будто открывший стоял за дверью и ждал. На Горецкогоудивленно смотрела молодая женщина. Светлые волосы выбивались из-под маленькойсиней шляпки, надвинутой на лоб. В зубах женщина держала шляпную булавку. Налице ее пылал гневный румянец, и глаза тоже блестели сердито.

– Мадемуазель… – полковник вежливо прикоснулся кфуражке.

Женщина вынула изо рта булавку, сунула ее куда-то в областьзатылка и только было открыла рот, как вдруг из глубины комнаты раздалсязвериный рык:

– Не мадемуазель, а мадам! Женщина повернулась, даваяГорецкому разглядеть остальную часть комнаты, где возле дивана, обитогокогда-то полосатой, а теперь совершенно вылинявшей тканью, стоял низенькийтолстячок в таком же полосатом, как обивка дивана, халате. Он страшно вращалглазами, волосы воинственно курчавились вокруг круглой плеши.

– Кто этот мосье? – крикнул он, театральновзмахнув рукой.

Его жена пожала плечами.

– Прошу прощения, мадам, – заторопилсяГорецкий, – я бы хотел с вами побеседовать об одном очень важном деле…

– Что вы себе позволяете? – завопилтолстяк. – Что вам угодно от моей жены?

Женщина вдруг повернулась к Горецкому, округлила глаза иприжала палец к губам.

– Я тороплюсь в театр, – громко сказала она.

– Я охотно вас провожу! – обрадовался Горецкий.

– Но позвольте… – надрывался толстяк.

Тогда Горецкий сунул ему под нос свои неотразимые документы.К тому времени, когда до несчастного мужа хорошенькой француженки дошло, что кнему пришли из полиции, его жены и полковника Горецкого в комнате уже не было.

– Я сразу поняла, что вы по делу, – оживленнозаговорила Нинетт, когда они вышли на улицу.

– И вы догадываетесь, по какому? – улыбнулсяполковник.

– Ох, – простонала она, – разумеется, этоиз-за убийства того ростовщика. Наверняка, кто-то мог видеть меня, когда яприходила в тот роковой день.

– Вы не ошиблись, сударыня, – Горецкий взял Нинеттпод руку и подтолкнул к двери небольшой, но уютной кофейни, – не откажитепобеседовать со мной здесь.

Она вздохнула, но вошла внутрь.

– Итак, кто же меня видел в день, когда убили этогонесносного старикашку? – начала Нинетт, как истая француженка сразу беря быказа рога.