так делала не раз. Эти, как их, платные сексуальные рабы, которые мечтают оказаться в «настоящем» рабстве у женщин. Вот парочку таких девственных мальчиков берёшь, и заставляешь друг другу письки дрочить, попки вылизывать. Они сначала отнекиваются, мы, мол, на такое не подписывались, а потом когда заставишь их насильно – вот это кайф нереальный получаешь! Просто башню срывает!

В тот момент я, кажется, разгадал ранее неразрешимую для себя загадку – почему дамы определенного склада так любят гейскую порнопродукцию. Но и об этом я тоже никому никогда не расскажу.

Я мельком глянул в узкое, забранное фигурной решёткой, оконце Акулининой сауны. Солнышко уже падало за вершины сосен, стало быть, приближался вечер. А хозяйки всё не было…

Ну и сколько еще нам это терпеть!

А дальше случился весьма эффектный облом. Мы ведь, как и положено было, носили замки верности. Так что когда наши садистки велели нам поднять юбки, всё стало на свои места. Дамочки скорчили разочарованные гримасы и от своей грандиозной идеи вынуждены были отказаться.

После этого они немного успокоились, сходили в бассейн и вернулись слегка протрезвевшие и какие-то даже задумчивые.

– Ну можно считать, что если до вечера Акулина не вспомнила о своём пленнике, то он ей не особенно-то и нужен – скучающим голосом сказала Катя.

И подошла к забытому до времени его превосходительству. Который снова выпучил глаза от страха и явно пытался что-то произнести. Ну или хотя бы промычать.

– Как думаешь, – спросила Катя у Марьяны, – чтобы он в агонии не вздумал меня куснуть, что надо сделать?

– Шарик ему из секс-шопа в рот засунь, – беспечно предложила Марьяна. А сама исподволь наблюдала за подругой с явно нездоровым интересом. Похоже, и правда хотела её подставить.

– Пожалуй, да… – ответила Катя, и полезла искать в закромах Акулины что-то похожее на кляп для бедолаги губера.

Но не нашла. Покрутилась вокруг себя, и обнаружив свои же брошенные тут же трусики, скомкала их и засунула в рот жертве.

– Мне нужен алтарь! – заявила Катя и мрачно взглянула на нас. – Тащите сюда Акулинин алтарь!

Алтарь хранился у хозяйки в спальне, и мы с Колей еще изрядно попотели, прежде чем принесли его в сауну. Что с нами сделает за это Акулина, я лично старался не думать. Но надеялся, что основной её гнев падет всё-таки на распоясавшуюся ведьму, а нам так – рикошетом достанется. Ну, может, руки по локоть отрубит, или, скорее всего пару веков в рабстве добавит. Хотя это вряд ли, мы ж теперь официально не её сучки!

Вероятнее всего будет очередная порка. Но нам уже не привыкать…

Губера переложили головой на роскошный Акулинин алтарь, затянутый лиловым и черным шёлком, после чего Катя накинула на себя свою ведьмовскую мантию, покрыла голову капюшоном и зажгла вокруг тридцать три черные свечи.

Начиналась Черная месса. Теперь Катя была уже не обкончавшаяся взбалмошная шлюха, а сосредоточенная на своей работе колдунья, вдохновлённая и страшная в решительном порыве вызвать демона страдания Аластора.

Она стала торжественным голосом читать длинное заклинание на непонятном нам языке, и в какой-то момент огоньки пламени на свечках задрожали.

Марьяна восхищенно ахнула.

Всё время ритуала Катя стояла, разведя ноги в стороны над головой жертвы, покрыв мужчину полами своей мантии, словно спрятав под юбкой, закрыв лицо руками и тяжело дыша. Она почти входила в колдовской экстаз, но ей явно что-то мешало.

– Может, удалим тупых безмозглых куриц? – спросила у неё Марьяна, намекая понятно на кого.

Катя отрицательно покачала головой, прервала чтение заклятья.

– Нет, мне понадобится дополнительная сила. Хочу, чтобы они страдали…

Нас поставили сбоку от неё, и Катя велела нам заголить груди. У Коляна один сосок был уже отрезан, и потому его ведьма забраковала. А мои соски её весьма заинтересовали.

Не помню, (мысли уже давно путаются), писал я или нет, но отличительной чертой любой настоящей ведьмы, являются её ногти. Вернее, когти. Ими она может спокойно пропороть кожу человека, а некоторые, такие как Акулина, оставляют своими когтями следы на дереве, и даже на камне!

Так вот Катя в этом смысле была настоящей ведьмой. Её когти моментально проткнули кожу вокруг моих сосков и нащупали там, в живом мясе, тонкие нити нервных волокон, идущих от соска куда-то вглубь груди. Глаза мои еда не вывалились из орбит от жуткой боли.

Вообще-то я давно уже привык к боли, но ЭТА боль была поистине адской!

Я хотел закричать, но дыхание почти парализовало. Только стоял и открывал рот, как выброшенная на берег снулая рыба.

А Катя, нащупав эти нервные нити, стала на них играть, то сдавливая когтями, то перекатывая их между ними, то немного припуская. Мир вокруг померк. С каждым приступом боли из меня буквально сочилась жизненная энергия. Сила, как её называли колдуньи.

Эта сила как раз и нужна была Кате. Она возобновила чтение заклятия, и голос её окреп, стал звонким и торжественным как на пионерской линейке в далеком нашем светлом советском детстве…

…Когда я очнулся, вокруг происходило что-то явно нехорошее. Вернее, нехорошее происходило и раньше, но теперь это было что-то совсем уж жуткое.

Во-первых, было холодно. Половина свечей погасла – это я их потушил своим телом, свалившись на них без сознания. Во-вторых, было темно. Не может быть, чтобы так быстро стемнело естественным образом, солнце лишь недавно спряталось за деревьями, и вечер ещё только вступал в свои права.

И, в-третьих, дико болела грудь. Как будто мне прижигали кожу раскаленной кочергой, которой по справедливости стоило бы отхерачить самих ведьм.

Но главное, в помещении отчетливо чувствовалось присутствие кого-то еще, помимо нас пятерых. Как будто в дом заехал горячий и вонючий, огромный танк. Заехал, и замер в ожидании. То ли вот-вот долбанет основным калибром и разнесёт тут всё в щепки, то ли просто развернётся на месте, похоронив всё живое под своими гусеницами.

Лёжа на полу, я попытался повернуться и посмотреть вверх, но сидевшая рядом на голове губера Катя, тут же накрыла мою физиономию своей голой ступнёй, чтобы я ничего не увидел.

Я покорно лизнул её соленую пятку и явственно ощутил, как сгущающаяся вокруг мгла высасывает из меня последние силы и остатки сознания.

Потом был нарастающий шум и чей-то раздирающий душу и рвущий барабанные перепонки визг. Явно женский.

Потом я плавал какое-то время в небытие, а где-то рядом, но за стеной, спокойный голос леди Стефании, нашей теперешней госпожи и повелительницы, допрашивал, судя по всему, Катю и Марьяну.

«Хотели вызвать демона?»