тот цепанул его за плечо.

— Молодой человек, я к вам обращаю-ся! У нас тут принято здороваться! И отвечать, коли спрашивают!

— Тебе, что ли, отвечать, синерылый? — Григорий стряхнул руку с плеча.

— А ты что меня оскорбляешь? Граждане, нет, вы слышали! Порядочного человека ни за что ни про что синерылым обозвали!

Парфен понимал, что ему устраивают «проверку на вшивость».

Он мог обойтись «базаром», благо опыт тюремного общения у него уже был. Но Григорий сознательно пошел на конфликт. По двум причинам. Первая — Волдырь, чье место в жизни он занял, был парень резкий и невыдержанный. К тому же раньше не нюхавший параши. Вторая причина была в том, что за сценой «знакомства» с интересом наблюдало полбарака, и в числе прочих — Мирон. Григорий узнал его сразу, хоть тот и похудел на зоне, по сравнению с «вольной» фоткой.

— Ты что же это к людям так?

С нар спрыгнул второй зэк. Все его тело, не закрытое трусами и майкой, было сплошь покрыто наколками.

— Ты откуда родом, такой невежливый?

— Из Москвы, — Парфен сказал как можно громче, чтобы услышал Миронов. Краем глаза он заметил, что тот действительно услышал и уже пристально стал смотреть за происходящим.

— А что ж не представился?

— А я должен тебе представляться?

— О-о, молодой человек, придется преподать вам урок вежливости! Положь-ка узелочек!

— Да иди ты!..

— Что?! Ты кого, падла, послал?!

От первого удара Григорий увернулся и сам влепил в челюсть разрисованному хмырю. И следом, не дожидаясь, развернулся к толстопузому и врезал тому от души.

— Братва, наших бьют! — как недорезанный на весь барак заорал кто-то, и с коек моментом посыпались люди. На парня навалились со всех сторон, толкнули в спину, кто-то поставил ножку, и Григорий оказался на полу. Пять или шесть пар ног принялись охаживать его. Сколько мог, он защищал голову руками, сложившись на корточках. Затем от чьего-то пинка он завалился на бок, и правый глаз брызнул сполохом искр.

«Забьют, суки, насмерть!» — мелькнула в голове тоскливая мысль.

Но неожиданно Григорий почувствовал, что удары стали реже.

— Отвали, Сухарь! Толстый, отвали, я сказал! Ты что, сучара, не понял?!

Григорий вскочил на ноги. Рядом с ним стоял Мирон, а против них, набычившись, четверо зэков. Толстый размазывал по физиономии кровь из разбитого носа и сверлил Григория злым взглядом. Тот, которого Парфен ударил первым, облизывал разбитую губу.

— Мирон, ты чего это за него впрягся? Землячка нашел?!

— А хоть бы и так!

— Ну-ну, смотри!

— Я у тебя смотреть должен, рожа твоя сапожная?!

— Эй, что там за балаган? Ну-ка усохните! — раздался властный голос откуда-то из глубины, и на этом все закончилось. Зэки расползлись по своим углам, на проходе остались только Григорий и его заступник.

— Пошли, рядом со мной шконка есть свободная, — сказал парню земляк. Два раза Гришку приглашать нужды не было, и он, зыркнув по сторонам, подобрал свои вещи и пошел следом.

— Приземляйся! — кивнул на свободную шконку Мирон. Сам сел напротив. — Как зовут тебя?

— Гришка, кличут — Волдырь.

— Меня — Слава. Кличут Мирон. Жрать хочешь?

— Хочу, — честно признался Гришка.

— Ты, я слышал, из Москвы? — доставая припасы, поинтересовался Мирон.

— Да, — отозвался Григорий.

Так состоялось их знакомство. Перекусив, они повели спокойную беседу.

— Я во Владимире работал, у Лешего в бригаде. В последнее время на юг подался, там и хапнули, — рассказывал о себе Григорий.

— Сколько тебе отвесили?

— Червонец.

— Мне — восьмерик.

— А чего эти бараны ко мне так прицепились?

— Слушок прошел, что ты с каким-то чертом из их круга еще до этапа, в тюряге, цапался. Вот и решили по-свойски встретить.

— А, был такой. Я только в камеру зашел, он давай из себя пахана корчить. Синета поганая! Украл на три рубля, пропил — и корчит из себя урку одесского, представляешь? «Туда ложись, там твое место!» — передразнил он Хана. — Да еще как узнал, что я из Москвы родом, рожу так сразу и перекосило!

— Да, не любят они наших. Но ты — молодец, в обиду себя не дал! Держись меня. А там сам разберешься, кто тут и что! Жить, вообще-то, можно, только блатата достает порой. Э-эх, мне бы сюда моих парней!

— Да, — поддакнул ему Гришка, — на воле они бутылки у ларьков собирают, а тут, когда кучей, герои!

Такой разговор у них продолжался еще некоторое время, затем новые приятели улеглись спать.

* * *

На воле Слава Мирон весил почти сто двадцать килограммов.

Сейчас, дай бог, в нем осталось девяносто. И это несмотря на то, что «дачки» к нему шли регулярно. Мирон был из спортсменов. КМС по дзюдо, долго занимался каратэ. Кстати сказать, это была одна из тем, на почве которой Парфену-Волдырю предстояло сблизиться с ним, поскольку до этого он был, по легенде, тоже под началом бывшего спортсмена.

В конце восьмидесятых Слава закончил Рязанское десантное, но карьера военного ему вдруг резко разонравилась. Страна жила бурной жизнью демократических перемен, и молодой лейтенант-десантник решил, что послужил он Родине достаточно. Он видел, как его одноклассники и друзья детства, с головой окунувшись в бурлящий водоворот перестройки, с магической быстротой приобретали себе «Ауди» и «Форды». Еще вчера Андрюха Горюнов был простым продавцом в «Овощторге», а сегодня он — гляди-ка ты — Андрей Петрович и на сраной козе к нему уже ни с какого бока не подъедешь! Павлов Сашка с соседнего двора, закадычный кореш по всем юношеским похождениям, пригнал с Дальнего Востока пятилетней выдержки «Тойоту» и бароном заезжал во двор, презрительно сигналя «Москвичам» и «жигулятам». В общем, жизнь манила и дразнила, пьяня голову и заставляя бурлить от предвкушений молодую кровь.

Кое-какие связи у родителя были, и вскоре появился кооператив под цветущим названием «Весна». Возникла и небольшая мастерская. Как только она открылась, сразу же к ней прилипла «крыша». Появление последней послужило началом конца коммерческой деятельности Славы Миронова и переквалификации его в бандиты.

Дело в том, что будущий московский авторитет по кличке Мирон особым трудолюбием никогда не отличался. Позавидовав друзьям и вступив на путь коммерции, он вдруг с удивлением обнаружил, что «Ауди» и «Форды» появляются не сами собой.

Их, оказывается, нужно заработать. И вкалывать надо — будь здоров! И высказывание одноклассника о том, что он пашет порой и по двадцать четыре часа в сутки, оказывается, не пустой треп и рисовка!

По натуре Слава всегда был человеком действия. Различные житейские проблемы он любил решать с наскока. А тут — сплошная рутина работы. И когда в очередной раз в дверях его конторки появился сборщик дани, квадратный парень в адидасовской майке, перетирающий