Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, я честно тебе скажу, — завелся опять Хан, — я ваших не уважаю за то, что они живут без понятий!
— А по каким понятиям ты живешь? Снял котлы с фраера, пропил — и на зону?
— А ты?
— Мы дело делали! Ты на какой тачке ездил?
— Да на хрен мне твоя тачка! Ты мне вот что скажи…
Такой разговор продолжался у них довольно долго, и в итоге оба пришли к выводу, что друг друга им не понять.
Несколько дней они общались путем односложных предложений и только по необходимости. Григорий знал, что париться им действительно придется на одной зоне — это тоже входило в общий план. Григорий должен был там появиться сразу с определенной репутацией.
Слава Миронов по кличке Мирон — объект Парфена — был из новых. Гришка придерживался, соответственно, тех же взглядов. Да и в их бригаде, несмотря на то что Гена Хворост сидел и среди блатных пользовался авторитетом, процветали именно такие взгляды. Типов, подобных Вове Хану, называли синетой и откровенно презирали. Впрочем, беспонтовые бакланы и среди воров старой закалки не пользовались авторитетом, но те терпимо относились к ним, особенно если человек много сидел и жил «правильно». Но это не главное: были расхождения во взглядах и по другим вопросам, и тут возникали серьезные трения, порой неразрешимые без войны. Так, у Мирона именно на этой почве не раз возникали конфликты с ворами. Колония, в которой Григорию предстояло отбывать срок, считалась «правильной» — смотрящим там был Михаил Логинов по кличке Север — вор в законе с почти тридцатилетним тюремным стажем, с малолетства живший «по понятиям» и ни разу не поступившийся своими принципами.
У Мирона с ним были весьма напряженные отношения. Знали федералы и то, что Вячеслав готовит побег. Гришке нужно было обязательно бежать с ним.
Ну а пока Парфена ждала неделя приятнейшего общения с Вовой Ханом.
* * *
Прошло время, и настал наконец день этапа.
Утром им дали позавтракать, и конвоир по одному вывел их на тюремный двор. Тут зэков ждал микроавтобус с зарешеченными окнами.
— Смотри-ка, тачку подали, как белым людям! — во всеуслышание объявил Хан. Конвоир глянул на него, но счел ниже своего достоинства комментировать слова блатняка.
Из районной тюрьмы их перекинули в областную. Ночью, даже уже под утро, десять человек зэков сидели на корточках в рядок на перроне, ожидая спецпоезда.
И вот опять — лязгающие решетки, тесная каморка и Вова Хан по соседству. Когда их определили в одну клетушку, Григорий скривился, как от зубной боли. Впрочем, антипатия была взаимной. Кроме них, в камеру засунули еще троих, хотя шконок было всего четыре.
— Ничего, перекантуетесь! — весело отозвался на их возмущения прапор ВВ. — Вам всего сутки пути!
Этап получился большой — места не хватало на всех, приходилось тесниться. Компания по загону получилась пестрой: кавказец примерно одних с Вовой Ханом лет, бывший военный и молодой парень примерно Гришкиного возраста.
Парень — типичный бычок из небольшой бригады, ставившей на уши ларьки, как выражался парфеновский сокамерник. Срок он получил небольшой. Шел на зону получить науку жизни. Второй — лезгин, все время молчал и упорно не желал вступать в разговор с сокамерниками, лишь иногда односложно отвечал на вопросы соседей, сильно коверкая русские слова.
— Только террориста нам еще тут и не хватало! — ворчал Хан.
Военный тоже был не очень разговорчив. Возмущался только иной раз, что ему дико не повезло — ни за что посадили! Воровало начальство, а сел он. На что Хан едко отвечал, что все ни за что сидят. Только прокурор почему-то по-другому считает.
Боец из тамбовской бригады откликался на прозвище Ефим. Григорий общался в основном с ним — один возраст, одни взгляды на жизнь. Хотя особо Парфен не откровенничал с Ефимом — не в его интересах было искать общих знакомых. Хотя, как говорили федералы, легенда у него была железной, но бог его знает?! Парфен уже привык за последнее время, что судьба преподносит ему сплошь печальные сюрпризы.
Поезд четко выдавал дробь колесами, неся Григория к лагерю в Мордовии.
Глава 6
Зона, на которую этапировали Григория с Ханом, находилась в пяти километрах от довольно большого города.
Это была исправительно-трудовая колония строгого режима, «крытка», как называли ее в обиходе зэки. С «железки» их сгрузили на платформу. И второй раз в жизни Григорию предстояло под остервенелый лай овчарок бегом бежать со своим узлом к машине. Только, в отличие от первого раза, дело было не утром, а под вечер, и погрузили их сразу всех. С этапа сняли всего пять человек, включая и Григория. Ехали недолго, и вскоре — знакомая уже остановка. Затем машина не спеша катит вперед и раздается команда:
— По одному — на выход!
Григорий знал, что ему придется очень тяжело. И не было никакой гарантии, что на этот раз он выйдет из схватки с судьбой победителем. И все же после разговора с Тарасовым, когда он подтвердил свое согласие на участие в операции, он ни разу не ощущал той гнетущей тяжести, какую дают человеку безысходность и неизвестность. Была цель — ее нужно было достичь. Парфен любил играть в жизнь. Среди друзей он слыл везунчиком. Очень часто, словно по его капризу, судьба подбрасывала ему счастливые подарки. Чересчур азартным игроком он не был, но при случае всегда ставил на кон, будь то «Спортлото» или просто спор с приятелем. Карточной игры на деньги Парфен избежал в своей жизни просто потому, что боялся попасть на шулеров. Несколько историй, рассказанных в свое время старшими дворовыми приятелями, послужили для него страшилками, и он сторонился компаний, где играли на деньги.
Парфен спрыгнул из «трюма» тюремной машины на асфальт «локалки» и, поправив лямку вещмешка на плече, посмотрел с некоторым вызовом во взгляде на толпившихся у ограждения зэков. Те глазели на новичков, довольно щерясь. Жесткие, голодные взгляды запертых в клетку хищников. Парфен понимал, что он сам сродни этой стае. И с ними же, с кем-то из них, ему предстоит борьба не на жизнь, а на смерть.
— Вперед! — прозвучала команда, и Парфен поспешил к вертушке, навстречу своей судьбе.
* * *
— Оба-на! Кто к нам при-и-шел! Моло-о-денький, пухленький!
Парфен только переступил порог, а к нему по проходу, пританцовывая на блатной манер, уже катил невысокий толстяк. Глаза круглые, рот глумливо перекошен. Парфен хотел молча пройти мимо, но
