теолога Филиппа Якоба Шпенера (1635–1705) во Франкфурте-на-Майне, который стал тогда главным центром пиетизма. Цель последнего состояла в достижении внутреннего «сердечного» благочестия и преодолении таким путем теологических разногласий в самом протестантизме. Другой задачей было воспитание у людей трудолюбия и благочестия, что весьма напоминало этику кальвинистов и пуритан. В дальнейшем пиетизм стал обнаруживать антипросветительские тенденции. Он создал дух новой нетерпимости, фанатизма и экзальтированного аскетизма. Но в свое лучшее время пиетизм выполнял прогрессивную миссию. Пиетисты занимались большой благотворительной и воспитательной деятельностью, создавая приюты и сиротские дома, среди которых широкую известность получил знаменитый «сиротский дом» в Галле, основанный в 1695 г. евангелическим теологом Августом Германом Франке (1663–1727), имевшим тесные связи с прусскими властями. Сам король Фридрих Вильгельм являлся патроном и попечителем этих сиротских домов.

В некоторых немецких государствах, например в Вюртемберге, пиетисты зачастую не ладили с правителями и католическим духовенством, тем более что самые радикальные из них вообще отвергали церковь, за что и подвергались гонениям, прекратившимся только на исходе XVIII в.

Новая роль семьи

Многие аспекты общего процесса развития в XVIII в. сплетались в центральном социальном институте общества раннего Нового времени — в семье. Понимание семьи покоилось на нормативном представлении о так называемом «всем доме», т. е. цельном домашнем хозяйстве, в котором существует теснейшая связь между семьей и экономическим предприятием, когда прислуга, подмастерья, ученики включаются в «семью» отца и хозяина дома. Такая совместная работа, а также общее проживание и питание не предполагали обособления частной сферы семьи в собственном смысле этого слова, т. е. круга близких родственников. Другой характерной чертой «всего дома» было включение семьи в сословную структуру общества. Власть хозяина распространялась на всех, кто проживал в его доме, включая право на воспитание и наказание домочадцев, помощников и прислуги. В определенном смысле домохозяин на своей ступеньке социальной иерархической лестницы осуществлял ту же власть, что и монарх на вершине общества.

Впрочем, концепция «всего дома» выражала скорее нормативный идеал, нежели реальное положение вещей. Ближе всего такому идеалу в XVII–XVIII вв. отвечали сельские семьи, состоявшие из нескольких поколений домочадцев и работников-батраков, где общая жизнь сохранялась и в нач. XX столетия. В городах такая форма начала угасать уже в XVII в. Так, в Зальцбурге в 60-е гг. XVIII в. совместно с работниками проживали более половины семей, к концу столетия их число понизилось до одной трети, притом что доля наемной прислуги и подмастерьев в составе населения города не уменьшилась, а возросла. В городах ускорился процесс консолидации кровной семьи, особенно в растущем слое буржуазии, а в наибольшей мере — в семьях чиновников и интеллигенции, где экономическая функция семьи как ячейки производства и без того практически отсутствовала, так как ее глава работал вне дома. С другой стороны, в буржуазных семьях возрастало значение семейного воспитания и обучения детей, поскольку это способствовало сохранению фамильного социального статуса и престижа.

Такая ситуация влекла за собой многообразные последствия для внутрисемейных отношений. В системе «всего дома» муж и жена были и носителями определенных экономических функций, а потому — частью общего социального и религиозного порядка, место в котором определяло их отношения больше, чем эмоционально-чувственная связь. Поэтому и браки в подавляющем большинстве случаев заключались чаще всего по материальным соображениям. С разложением прежней системы супружеские отношения стали более личностными. Как в обществе, так и в семье признавалось право человека на счастье, что и нашло отражение в новой трактовке брака, по крайней мере, с просвещенной точки зрения, как соединения любящих сердец. Не случайно прусское Земельное уложение позволяло теперь расторгать бездетный брак по обоюдному согласию, о чем прежде не могло быть и речи.

Значительные изменения внутрисемейных отношений в первую очередь коснулись роли полов. Если женщина в системе «всего дома» имела значительный круг «производственных» обязанностей, то в буржуазных и отчасти рабочих семьях XVIII в. уже существует четкое разграничение между работой мужа — в конторе, университете, на мануфактуре, на рынке — и трудом домохозяйки. Возникает новая картина брака и семьи, в которой главная обязанность женщины — забота о муже и детях, что становится нормативом семейной жизни и в других социальных слоях и в целом сохраняется до наших дней.

Наконец, в буржуазной среде изменилось отношение к детству и юности. Подобно тому как от семьи отделилась прислуга, так и дети отделяются от мира родителей. Это нашло выражение даже в новой планировке жилья. Если во времена средневековья, по сути, не было отдельных изолированных помещений и вся жизнь человека протекала на виду у других, да он и сам, кажется, не испытывал особой потребности в уединении, то теперь в домах появились изолированные спальни и детские комнаты. Появляется и литература, специально созданная для детей и юношества.

За детьми было как бы признано право на их особый мир, отделенный от мира взрослых, обязанность которых в свою очередь состояла в том, чтобы обучать и морально готовить детей к вхождению в большой человеческий мир, к органичному врастанию в него.

Культура

В XVII в. в Германии возникла литературная жизнь в полном смысле этого слова. Характерным для нее было обращение авторов к истокам национальной культуры. Многочисленные писатели и поэты, философы и лирики проявляли огромный интерес к народному немецкому языку, стремясь освободить его от засилья латинских, французских и итальянских слов и выражений. В литературе явственно звучат патриотические мотивы, тоска по прошлому Германии, бывшей когда-то, в эпоху Штауфенов, центром Европы.

Важным литературным достижением было также обращение к внутреннему миру отдельной личности. От выразителя иерархически-сословных придворных идеалов и галантной любовной лирики Христиана фон Хофмансвальдау (1617–1679) до певцов гуманизма и бюргерства Андреаса Грифиуса (1616–1664) и Ганса Якоба Гриммельсгаузена (1621/22—1676), от критика церковной ортодоксии и «искателя истинного христианства» Ангелуса Силезиуса (1624–1667) до поэта-иезуита и борца против ведовских процессов Фридриха Шпее (1591–1635), — у всех видных литераторов в центре повествования человек и вопросы о смысле его бытия и его отношении к Богу и миру.

Бедствия Тридцатилетней войны привели к утрате ренессансного оптимизма, к увлечению темами отчаяния и мимолетности всего земного. В стихотворении «Все бренно…» Грифиус писал:

Засохнет неизбежно самый пышный куст,

Жизнь поглотится черной крышкой гроба.

Ее исход безрадостен и пуст,

Все бренно перед страшным тем порогом.

В немецкой культуре, которая в XVIII в. развивалась прежде всего при княжеских дворах и в таких крупных городах как Гамбург, Вена, Франкфурт-на-Майне, появляются отчетливо выраженные буржуазные черты, которые уже чувствовались в эпоху Альбрехта Дюрера, Эразма Роттердамского и