— Шип, может, ты перестанешь такими бешеными глазами на нас смотреть и уже что-нибудь предложишь? — поинтересовалась Гром-баба.

Сверху уже слышался мат и топот ног. Ага, ребята обнаружили раскуроченный лифт и поняли, что мы ушли огородами.

— Туда, — указал я, вспоминая примерное направление. Единственная улочка, заваленная обломками домов, одинаково удаленная от караульных.

— А с этим что делать?

Громуша указала на прислоненный к окну шкаф. Держу пари, весит хрен знает сколько. Опять врубать артефакт, чтобы стать сильным? Или уже пора заканчивать играть в диверсантов? Стоит преследующим добраться до третьего этажа, они поймут, где именно мы вышли.

— Громуша, можешь не церемониться. С разбегу влетай в эту херню и падай снаружи. Тебя же в боевой трансформации даже кантовать можно. Остальные, как только проход будет открыт, сразу спускаемся по лианам. Не чешем в заднице и спешим. Время сейчас на вес золота.

Так резко в Нарнию, как Громуша, не врывался никто. Шкаф разлетелся на части, будто в него заложили взрывчатку. А после, казалось, небо рухнуло не землю. По крайней мере, по звуку. Я бы сам, если бы не знал, что именно происходит, решил бы, что началась бомбардировка. Однако при коротком изучении диспозиции Гром-бабы из окна, стало ясно, что с ней все в порядке. В отличие от асфальта. Тот на беду оказался слишком уж хрупким.

Я прислонил руки к подоконнику и те стали вытягиваться в два ровных ствола. Даже колючки убрал — у нас горки с небольшим налетом гуманизма и почти как подгузники в рекламе, ваши попки будут сухими и чистыми.

— Живо, живо!

Мою придумку в роли травяного спасательного трапа группа оценила в полной мере. Разве что Крыл вылетел в окно, решив не кататься с горки — он же не маленький уже. Сам я обвил одним из отростков батарею, после чего спустился сам.

А потом мы побежали. Так быстро, как только могли. Вплоть до той улицы, заваленной обрушившимися стенами. Тут вновь в дело пошли мои побеги, которые выступили в роли своеобразных веревочных лестниц. Минута, может, чуть больше, которая длилась невероятно долго, и мы преодолели последний рубеж, отделяющий нас от свободы. Казалось, группа сделала невозможное, однако расслабляться было рано. Поэтому больше часа мы попросту не останавливались.

— Крыл, я больше не могу, — первой взмолилась Алиса. — Пусть они уже догоняют, насилуют, убивают. Но если я сейчас не остановлюсь, то выплюну легкие.

— Или кто-то очень хочет, чтобы нас догнали, — хмыкнула Бумажница.

— Если нас догонят, то ты будешь мечтать об изнасиловании, — подхватил я Алису под руку. — Ты не представляешь, что сделают с нами вояки за убийство командира.

— Так на кой хрен надо было его убивать? — с мольбой и некоторым укором посмотрела на меня пассия.

— Да, Шип, что там произошло-то? — угрюмо поглядела исподлобья на меня Громуша. Ее настроение объяснялось не тем, что в стане Полиграфа произошло какое-то нехорошее событие. Просто я вынуждал Гром-бабу заниматься тем, что она ненавидела больше всего — физическими нагрузками.

— Давайте туда, — указал я на ближайший подъезд. — Привал пять минут, потом продолжим марш-бросок.

— И когда он закончится? — поинтересовался Псих без особого энтузиазма.

— Явно не сегодняшней ночью. Надо уйти как можно дальше.

Уже в подъезде, тяжело дыша и обливаясь потом, я вкратце поведал о тех злоключениях, которые обрушились на мою короткостриженную и несчастную голову. Единственное — не стал говорить, что именно хотел мне поведать Полиграф. Ну, и соображение по поводу нехороших людей в собственной группе также оставил при себе. Нечего раньше времени воду мутить. Надо каким-нибудь хитрым способом вычислить зачинщика всех неприятностей. А потом уже предать его народному суду. С справедливым председателем, роли которого выступлю я.

— Так нам просто надо объяснить им, что ты не убивал Полиграфа, — проявил инициативу Тремор.

Вот интересный человек. Одно предложение сказал и тут же окончательно вычеркнул себя из списка всех подозреваемых. Не может быть преступник настолько тупым. Прости, Тремор, ладно, не тупым, альтернативно развитым в различных когнитивных способностях.

— Боюсь, что в нынешних обстоятельствах слушать — это последнее, что они станут делать.

— Надо уходить, — поднялась Гром-баба, хотя на ее одежде уже сухого места не было. — Чем дальше, тем лучше.

— Вряд ли нам угрожает шерьезная опашность, — спокойно и рассудительно парировал Слепой. — Вшех людей брошить на прешледование они не шмогут. Иначе неким будет охранять оштальных.

Признаться, меня немного покоробило его спокойствие. Помнится, не так давно старик дрожал, как осиновый лист. А теперь спокоен, как удав. Хотя самое время дергаться.

— Все зависит от того, кто станет во главе этого сообщества. Если выберут человека со стороны, возможно, про нас забудут. Если одного из бойцов Полиграфа… то новый командир не успокоится, пока не отомстит за старого. И жизни остальных его будут интересовать в последнюю очередь. Все, отдохнули? Тогда в путь.

Двигались мы практически в противоположную сторону, от намеченного ранее курса. Сам виноват. Сказал Полиграфу, что мы идем убивать Голос. Даже сообщил, где он, по нашему разумению должен быть. Неизвестно, рассказал ли командир о подобном своим людям. Однако рисковать не хотелось.

Лишь к позднему завтраку следующего дня мы наконец остановились, чтобы набраться сил. Пользоваться электричеством я запретил, как и подходить к окнами и готовить на огне. Мало ли, на что реагируют десантники. Мерца с его удивительной способностью сканировать окрестности теперь не было. Но лучше лишний раз перестраховаться.

В караульного отрядил Психа. Извини, крикун, пока у тебя способность различать людей на расстоянии, спать ты будешь мало. Сам я и глаз не сомкнул. Сон попросту не шел. Не каждый день устраиваешь такую вакханалию.

Однако когда все затихли, я подал голос. Негромко, почти шепотом, с той лишь целью, чтобы меня услышало единственное живое существо.

— Бумажница, без обид, но мне нужен Толстожопый.

— А мне-то что с этого?

— Новое тело тебе с этого. Если мы не узнаем информацию об этих странных существах, про которые говорил Полиграф, то можем оказаться в очень глубокой задинце. И тогда уже поздно будет вставать в позу. Давай, либо ты со мной, либо ждешь следующего трамвая. Вот только четыре артефакта останутся со мной.

Благо, на этот раз моего упитанного в филейной части товарища ждать пришлось совсем недолго. И, такое ощущение, что он простоял за углом несколько часов, решаясь сделать первый шаг.

— Смертный, — знакомо выдохнул Толстожопый.

— Ага, привет, давно не виделись. Слушай, у меня тут вопрос на миллион. А может даже и на два.

— Я слушаю тебя, смертный. И если это не будет противоречить моим внутренним установкам, то я поделюсь с тобой информацией.