Часов в десять мы покинули Вешнякова, Лялин отправилсядомой, я тоже. Но по дороге передумала и свернула на светофоре. Слова Тимура недавали мне покоя, и я решила навестить Деда.

Дед жил на улице Володарского, дом был обнесен кованымзабором, у ворот будка охранника, в подъезде консьерж. В доме было всего восемьквартир, и все принадлежали видным деятелям нашего города.

В окнах Дедовой квартиры горел свет, я приткнула машину нанебольшой стоянке по соседству, направилась к калитке и позвонила.

– Слушаю, – вежливо сообщили мне.

– К Кондратьеву, – буркнула я.

– Представьтесь, пожалуйста.

Услышав мою фамилию, мужчина сказал:

– Одну минуту.

Пока я топталась возле калитки, он, должно быть, звонилДеду. Наконец калитка открылась, я прошла к подъезду, здесь меня ждал консьерж.Я поднялась на второй этаж, дверь в квартиру Деда оказалась открытой. Он сампоявился из кухни, судя по тому, что был все еще в костюме, вернулся оннедавно.

– Рад тебя видеть, – сказал неуверенно, обнял меняи поцеловал по-отечески в лоб. – Проходи.

Я сняла пальто, он определил его в шкаф, и мы вместе прошлина кухню.

– Чаю выпьешь? – спросил Дед. Я молча кивнула. Неторопясь, он заварил чай, производя необходимые манипуляции с большойтщательностью. Я наблюдала за ним, стараясь делать это незаметно. – У тебявсе в порядке? – спросил он, поворачиваясь, и выжидающе уставился на меня.

– У меня – да, у Вешнякова – проблемы.

– Вот как? – Мои слова, судя по всему, никакоговпечатления на него не произвели. – В чем дело? – все– таки спросилон после непродолжительной паузы. Я коротко объяснила.

Дед пожал плечами, понимать это можно было как угодно.

– Это подстава, – сказала я.

Он усмехнулся.

– Уверена?

– Уверена.

– Потому что он твой друг?

– Потому что он честный мент.

Дед разлил чай в чашки, поставил чайник на стол и опятьусмехнулся.

– Он честный мент, – разозлилась я. – Оттогодо сих пор живет в хрущевке, что от тещи досталась. И ездит на машине, которуюязык не поворачивается так назвать.

– Может, ему надоело жить в хрущевке, – пожал Дедплечами. – Если это подстава, не вижу повода для беспокойства. Разберутся.

– Лучше бы побыстрее, – сказала я.

– А от меня ты чего хочешь? – Я тольковздохнула. – Ты считаешь, что я должен… – начал он.

– Нет, не считаю. Но у меня создалось впечатление, чтокому-то необходимо отстранить Вешнякова от ведения дел.

– Если я правильно понял, наркоту у него все-такинашли, и он не смог объяснить, как конверт оказался в ящике его стола.

– Не смог, потому что понятия не имел об этом конверте.Кто и с какой целью его подсунул, мы выясним.

– Мы? – поднял Дед брови. – Мы – это ты итвой дружок Лялин? За что ему только деньги в его конторе платят, вечно лезетне в свое дело. Твое беспокойство за друга я вполне понимаю. Вот только не могувзять в толк, почему этим должна заниматься ты?

– В самом деле, не можешь понять? – съязвила я.

– В самом деле. Дружба дружбой, но… Кстати, что там сКорзухиным? – Я мысленно чертыхнулась, отвернувшись в досаде. –Вот-вот. Не стоит пренебрегать своими обязанностями, даже когда у твоих друзейнеприятности.

– Что-то не припомню, чтобы в мои обязанности входилсбор компромата на твоих выдвиженцев.

– Компромата? – удивился Дед. – Разве яговорил что-нибудь подобное? – Он с недовольством на меня уставился, ямолчала, старательно разглядывая чашку. – Завтра позвоню Григорьеву,узнаю, в чем там дело, – ворчливо сказал он. – И попрошу незатягивать с выяснением обстоятельств. Ты этого хотела? – спросил Дед,лицо его пылало от негодования, это меня здорово разозлило, и я ответила:

– Я хочу быть уверена, что ты к этому не приложил руку.

– Что? – рявкнул Дед, покачал головой и добавилнемного спокойнее: – Иногда я всерьез думаю: может, у тебя паранойя? А главныйзлодей, конечно, я.

– Злодеев без тебя хватает, – пошла я на попятный.

– Сама подумай, – хмурясь, продолжал он. – Накой черт мне твой Вешняков сдался? Подставлять его… полный бред. Да мне и безподставы его с работы выгнать с волчьим билетом – раз плюнуть, так чтоб егоохранником на стоянку и то не взяли.

– Если уж у нас разговор по душам, – не удержаласья, – может, объяснишь, чем в нашем городе занят человек по фамилииГрузнев? Юрий Маркович, кажется?

– А вот это, – посуровел Дед, – тебясовершенно не касается.

– Разговора начистоту не получилось, – кивнула я,поднялась и направилась к двери.

– Сядь, – буркнул Дед. Весьма неохотно я вернуласьи вновь устроилась на стуле. – Грузнев здесь, потому что следует решитькое-какие вопросы.

– И поэтому он в компании еще нескольких придурковкоторый день висит у меня на хвосте? – Вопрос вызвал у Деда остроенедовольство. – Ты ведь не рассчитывал всерьез, что я об этом неузнаю? – подивилась я.

– Хватит, – махнул рукой Дед. – Я оченьсомневаюсь, моя дорогая, что тебя в настоящий момент переполняет возмущениечужой навязчивостью. А если и так, то причина в другом.

– Поконкретней нельзя?

– Поконкретней – пожалуйста. Из двух зол выбираютменьшее. Я не в восторге от твоего замужества. И даже более того. Но с ним ясмирился. Потому что Тагаев все-таки лучше твоего любовника, надеюсь,бывшего. – Он все-таки смутился. – Если ты знаешь, где он, посоветуйему уносить ноги и никогда не появляться в досягаемой близости.

– Если встречу его, передам, – кивнула я серьезно.

– Пей чай, – мрачно сказал Дед. – И недействуй мне на нервы. Благодаря тебе вся моя жизнь превратилась в затяжноесидение на бочке с порохом. Только и жду, когда рванет.

– Игорь, – начала я. – Вешняков…

– Плевать мне на твоего Вешнякова, – разозлилсяон. – Слышать о нем больше не желаю. Сказал ведь, позвоню завтра,разберутся…