— Ты мне самое главное скажи: тебя ненасилуют, не пытают, не издеваются, не заставляют заниматься проституцией и непродали в рабство?

— Нет! Нет! Нет! — закричала я что было сил.

— А что ты кричишь?

— Просто ты говоришь такое…

— Я за тебя переживаю.

— Спасибо, но ничего это нет. И ради Бога,сплюнь через левое плечо.

— Хорошо, плюю. Тогда что тебе там ненравится?

— Просто человек, с которым я полетела,оказался совсем не тем, кто мне нужен.

— Он маньяк?

— Нет. Просто он не оправдал моих надежд. Онсовсем не тот, кто мне нужен. Когда я летела на виллу, я думала, что это одинчеловек, а когда прилетела, то поняла, что это совсем другой. Он не оправдалмоих надежд. И вообще, все складывается просто ужасно. Мне очень паршиво. Ты непредставляешь, как я хочу домой. Как сильно я хочу в Москву. Как мне все этонадоело! Если бы ты только знала! Если бы все можно было вернуть назад, я быникогда не поехала на эту гребанную виллу и не осталась здесь даже минуты! Тутстолько всего произошло! Я не хочу здесь оставаться! Не хочу!!!

— А у тебя есть паспорт и деньги?

— Есть.

— Тогда в чем дело? Езжай в аэропорт и летидомой.

— Ты считаешь, что я должна сделать именнотак?

— А ты считаешь, что ты должна сидеть с этиммужиком и кусать локти?

— Понимаешь, меня еще никогда в жизни несчитали душевнобольной, а здесь считают. Тут думают, что я дура. А я не дура.Просто это слишком странная вилла, прямо даже какая-то, я бы сказала,мистическая. Мне никто не верит. Все думают, что мне нужно в психушку.

— Да пусть они сами туда ложатся. Ты всегдарассуждала здраво. А кто тебе не верит, мужик этот, что ли?

— И он, и другие работники виллы.

— Так пусть они сами отдыхают на своей вилле.

— Понимаешь, мне очень страшно. Мне ещеникогда в жизни так не было страшно. Мне страшно тут засыпать, просыпаться,выходить из дома. Мне страшно находиться рядом с этим мужчиной и думать о том,что у него на уме.

— Он тебя что, совсем что ли запугал?

— Нет, но я не чувствую себя так комфортно,как хотела бы чувствовать. Мне с ним плохо. Понимаешь, плохо… Он совершеннонепредсказуем, и я не знаю, чего от него ждать. Тут даже атмосфера какая-тоособенная. Мне кажется, что если я здесь останусь, то просто умру от страха.

— Тогда собирай вещи и уезжай. Где это видано,чтобы весь отдых от страха трястись.

— Правильно, Лада. Я так и сделаю.

— Я тебя жду. Я думаю, что когда ты приедешь,то обо всем мне расскажешь.

— Я-то тебе все расскажу, только я не думаю,что ты мне поверишь.

— Не говори ерунды. Я знаю тебя не первый год,и между нами никогда не было никакого вранья.

— И все же есть вещи, в которые трудноповерить. Если бы кто-нибудь рассказал мне про такое, я бы вряд ли емуповерила. Но они есть.

— Маша, я поверю. Я тебе клянусь, что яобязательно во все поверю.

Положив мобильный на место, я бросилась в своюкомнату и быстро переоделась. Затем подошла к зеркалу, взяла тональный крем изамазала все свои синяки. Я не стала собирать вещи, потому что ночью с вещами явыглядела бы подозрительно, а это мне было сейчас совсем ни к чему. Я затолкалав пакет только норковую шубу, главную мою ценность, и зимние сапоги. Затем ясунула в этот же пакет паспорт и деньги и вышла на улицу.

На улице уже было темно. Прижав пакет к себепокрепче, я остановила такси и по-английски объяснила, куда меня нужно вести.Шофер назвал свою таксу, и, сговорившись в цене, мы отправились в аэропорт.Когда мы приехали, я с ужасом обнаружила, что ближайший рейс на Москву толькоранним утром. И все же я не расстроилась. Я мобилизовала свои эмоции и решилаждать утра.

Я просто хотела бежать… Бежать от Анатолия, отвсего, что случилось на вилле, и от этих страшных воспоминаний. Пассажиры,проходившие регистрацию на другие рейсы, подозрительно поглядывали на моисиняки и шептались. Сев прямо на свой пакет, я отвернулась от испепеляющегоменя любопытным взглядом араба, достала бутылку колы, сделала несколько жадныхглотков.

В голове проносились различные мысли, но ни наодной из них я все же не могла остановиться. Мне вспомнилось то удивительноевремя, когда мне было двадцать, когда к моим ногам не нужно было бросать весьмир, хотя бы по той причине, что он и так был у моих ног. Когда у меня былидесятки поклонников, мечтавших заполучить мое сердце… Боже, их было столько,что я просто не могла выбрать. Их было так много, что наверно именно по этойпричине я и осталась одна. Они дарили мне цветы, объяснялись в любви, говориликомплименты, а я просто утопала в их внимании, не в силах выбрать кого-тоодного. Спустя годы я начинала думать и сожалеть о том, что было, уже не всостоянии что-то изменить и переделать. Даже моя мать верила в то, что яобязательно выйду замуж и достану самую яркую звезду с неба. Уж больно много яхотела от жизни, уж слишком стремилась жить… И я тянулась за этой звездой. Якак могла тянулась за этой звездой, с кем-то встречаясь, а с кем то прощаясь… Ятянулась, как только могла… И в результате я осталась одна. Сначала годы простошли, затем они двинулись скорым шагом, потом побежали вприпрыжку, а япо-прежнему была одна и уже… и я уже не тянулась за звездой, потому что в одинпрекрасный день вдруг поняла, что моей звезды на небе просто нет. Я дажевспомнила того славного мальчишку, с которым я десять лет просидела за однойпартой. Он носил мой портфель, постоянно на меня злился и всегда ждал… Ждал,что когда-нибудь я оглянусь вокруг себя, пойму, что не нужно ходить далеко,пойму, что удивительное — рядом, и обязательно отвечу на его чувства. Я дажепомню, как его зовут. Олег Архипов — это имя вряд ли у меня когда-нибудьсотрется из памяти. Он ждал десять школьных лет и несколько лет после школы. Онвсегда терпеливо ждал.