— Да, Нола… — Сато понизила голос и зловещепроговорила: — Как и все, что вы видели за последние сутки, фотография пирамидыи рентгеновский снимок — секретные материалы. Ни с кем не советуйтесь, орезультатах работы докладывайте мне лично, понятно?

— Да, мэм.

— Хорошо. До связи. — Сато отключилась.

Нола потерла глаза и сонно взглянула на мониторы. Она неспала уже тридцать шесть часов и знала, что отдохнуть не удастся, покапроклятую чрезвычайную ситуацию не урегулируют.

Что бы там ни стряслось.

* * *

В экскурсионном центре Капитолия четверо оперативников ЦРУ,одетых во все черное, жадно смотрели в глубь тускло освещенного туннеля, точносвора борзых перед охотой.

Закончив звонок, к ним подошла Сато.

— Господа, цели операции ясны?

— Так точно, — кивнул командир. — Необходимодобыть два предмета: каменную пирамиду высотой приблизительно в один фут изапечатанный сверток кубической формы, высотой два дюйма. И то и другоепоследний раз видели в портфеле Роберта Лэнгдона.

— Верно, — кивнула Сато. — Эти предметы надодостать неповрежденными и как можно скорее. Вопросы есть?

— Применение силы разрешено?

Плечо у Сато до сих пор болело в том месте, куда ее ударилБеллами.

— Как я сказала, главное — изъять означенные предметы.

— Будет сделано. — Оперативники развернулись ипобежали по туннелю.

Сато посмотрела им вслед и прикурила сигарету.

Кэтрин Соломон всегда была осторожным водителем, но сейчас,не разбирая дороги, гнала по Cьютлэнд-парквей со скоростью девяносто миль вчас. Целую милю она не отрывала ноги от педали газа — лишь тогда паника началапонемногу отступать и Кэтрин сообразила, что дрожит всем телом не только отстраха.

«Мне холодно!»

В салоне бушевал залетавший в разбитое окно промозглыйветер. Босые ноги Кэтрин онемели, и она потянулась за запасными туфлями,которые всегда держала под пассажирским сиденьем. Тут же дали о себе знатьсиняки на шее, оставленные могучими руками убийцы.

Человек, разбивший стекло в ее машине, не имел ничего общегос привлекательным доктором Аваддоном. Густые светлые волосы и ровный загарисчезли, а вместо них была бритая наголо голова и чудовищная мешанинататуировок под размазанным тональным кремом.

Кэтрин вновь услышала голос ревевшего сквозь завываниеветра: «Надо было убить тебя десять лет назад, когда я убил твою мать!»

Она содрогнулась: да, это он. Как ни старалась, Кэтрин несмогла забыть его горящий безумной яростью взгляд. Не забыла она и звукединственного выстрела, который прикончил этого зверя: он упал с высокогообрыва в реку, пробил лед и утонул. Тело искали несколько недель, но в концеконцов решили, что труп унесло течением в Чесапикский залив.

«Нет, он жив. И вернулся».

Кэтрин обуял страх — нахлынули страшные воспоминания. Этопроизошло почти ровно десять лет назад. На Рождество. Кэтрин, Питер и их мама —вся семья — собрались в своем великолепном потомакском имении. Вокруг былодвести акров леса, через который бежала река.

Мама, как всегда на праздники, прилежно трудилась на кухне иготовила угощение. Даже в почтенном семидесятипятилетнем возрасте ИзабельСоломон стряпала с удовольствием и в избытке. По дому витали аппетитные ароматызапеченной оленины, подливы с пастернаком и картофельного пюре с чесноком. Покамама готовила, брат с сестрой отдыхали в зимнем саду, обсуждая новую науку подназванием «ноэтика». Фантастическая смесь физики элементарных частиц и древнегомистицизма, ноэтика полностью захватила ум и увлекла воображение Кэтрин.

«Гибрид физики и философии».

Рассказ Кэтрин об экспериментах, которые она мечталапровести, весьма заинтриговал Питера. Было особенно приятно развлечь брата подРождество, ведь последние годы праздник напоминал всей семье о страшнойтрагедии — о смерти Закари, единственного сына Питера.

Двадцать первый день рождения Закари оказался последним вего жизни.

Семья прошла через сущий кошмар, и теперь, спустя пять лет,Питер заново учился смеяться.

В физическом развитии Закари отставал от своих сверстников,был хрупким и нескладным, капризным и озлобленным подростком. Несмотря налюбящую и состоятельную семью, он словно бы нарочно отгораживался от«истеблишмента» Соломонов. Его выгнали из частной школы, он ночами напролеткутил в клубах со знаменитостями и отвергал все родительские попытки твердо, нос любовью наставить его на путь истинный.

«Он разбил Питеру сердце».

Незадолго до совершеннолетия племянника Кэтрин встретилась смамой и братом и долго слушала их пререкания по поводу того, стоит липридержать наследство Закари, пока он не образумится. Соломоны исправно чтилитрадиции и на восемнадцатый день рождения передавали каждому ребенку изряднуючасть семейного состояния, твердо веря, что наследство приносит куда большепользы в начале жизни, чем в конце. Тем более такое распределение средств средимолодых и ретивых отпрысков было главным принципом преумножения фамильногокапитала.

Однако мама настаивала, что доверять нерадивому внуку такиесредства попросту опасно. Питер с ней не соглашался.

— Нельзя нарушать вековую традицию Соломонов. Деньгипомогут Закари взяться за ум.

Увы, брат ошибся.

Получив наследство, Закари сбежал из дома, даже не взяввещей. Через несколько месяцев в бульварных газетах стали появляться заметки:«“Золотой мальчик” прожигает семейный капитал в Европе».

«Желтая пресса» со смаком описывала жизнь молодого повесы.Соломонам было нелегко видеть фотографии с разнузданных вечеринок на яхтах ипопоек в ночных клубах, но печаль сменилась ужасом, когда в газетах появилисьсообщения об аресте Закари за провоз кокаина через турецкую границу: «ЮныйСоломон в турецком узилище».

Тюрьма называлась «Соганлик» — грязный клоповник в районеКартал, что под Стамбулом. Испугавшись за жизнь нерадивого сына, Питер поехал вТурцию, но вернулся с пустыми руками — ему не дали даже встретиться с Закари.Обнадеживало лишь то, что влиятельные знакомые Питера из госдепартамента СШАпообещали как можно скорее добиться экстрадиции.

Однако через два дня Питеру сообщили по телефону страшноеизвестие, а наутро все газеты кричали: «Наследник Соломона убит в тюрьме».