Однако со временем тюремное наказание приобретает доминирующий характер. Это стало показателем и определенного достатка общества, и степени его гуманности. По сравнению, конечно, с имеющейся ранее практикой лишения жизни за некоторые преступления. Сама по себе такая «гуманность» выглядит весьма сомнительно…

Вместе с тем, даже в эпоху позднего средневековья ни каких-либо определенных целей, ни порядка или организации тюрьмы не имели. Главной задачей подобных заведений, как и основным их элементом, была исключительно строгая изоляция преступников (или тех, кто властями был отнесен к ним, а таких тоже было немало во все времена).

О тюрьмах глубокой древности до нас дошли только отрывочные свидетельства, авторы которых не всегда известны, поэтому о конкретных сторонах этой деятельности ранних обществ говорить можно только весьма условно. Например, с историей древнего Египта связаны первые упоминания о местах заключения – специальных поселениях для преступников, выполняющих тяжелые физические работы наравне с рабами.

А наиболее полно, насколько это возможно, история пенитенциарных учреждений нам известна из практики древнего римского государства.

Находясь в такой ситуации, почти ежедневно наблюдая серые стены тюрьмы и собственной кожей ощутив её леденящее дыхание, я стала интересоваться историей этой системы, стараясь хоть как-то понять происходящее в её утробе. Мне казалось, что таким образом я хоть немного облегчу участь Турала. А может быть, и вытащу его оттуда…

Тюремного заключения как вида наказаний Римское государство не знало, в нем не было особых учреждений, куда временно (как правило, до решения дальнейшей судьбы) помещали лиц, нежелательных для властей, состоящих под следствием и судом, несостоятельных должников и иных провинившихся субъектов.

Из римских тюрем, именуемых карцерами, для примера можно назвать древнейшую, находящуюся рядом с форумом Мамертинскую тюрьму с ее подземной частью (Туллианумом), которую зачастую использовали для казни преступников. Сама тюрьма представляла собой узкое и длинное помещение со сводчатым потолком, вытесанное в горной породе. Исторические предания с именем Мамертинской тюрьмы связывают имена святых апостолов Петра и Павла, которые, находясь в этом подвале связанными, обратили в христианство своих стражников Прокесса и Мартиниана, впоследствии ставших мучениками.

В тех краях тела казненных впоследствии крючьями стаскивали в Тибр по спуску с Капитолийского холма, и эта последняя для многих дорога в народе получила название «Лестницы рыданий» или «Колечниковой лестницы».

Близ Капитолия, в каменоломнях, также издревле имелся карцер Лаутумия. Кроме того, в крупнейших имениях (латифундиях) имелись так называемые эргастулумы (рабочий, смирительный дом) – помещения в стоящих особняком зданиях на территории усадьбы, выступающие в роли карцеров для временно наказанных невольников и тюрьмы для рабов, которые за какие-то проступки были обречены на пожизненные работы в оковах. Также эргастулумом обычно называлась особая тюрьма для граждан, в которую богатые заимодавцы запирали неисправных должников, употребляя их на ежедневную работу. Тяжелым наказанием были каторжные работы на рудниках (только на испанских серебряных рудниках было занято до 40 тыс. рабов). Осужденный при этом рассматривался как вечный раб государств. А вот формирование западноевропейской пенитенциарной политики и системы специальных учреждений для организации наказания в виде лишения свободы было тесно связано с видением картины мироздания католической церковью и мерами, предпринимаемыми государством по борьбе с девиантным поведением неблагополучных слоев населения (к примеру, нищими и бродягами). Поэтому оно проходило в рамках социальной функции первоначально общественных, а позже и государственных институтов.

В странах Западной Европы на протяжении длительного времени тюрьмы служили лишь средством временного содержания лиц, находящихся под следствием, должников, нищих, бродяг, неизлечимых больных, сумасшедших и т. п.

При совершенно неразвитой государственной правоохранительной системе только социальная поддержка малоимущих и неимущих слоев населения позволяла как-то сдерживать всепоглощающий вал корыстной и насильственной преступности, особенно в голодные годы. Порой принимались радикальные меры по борьбе с нищенством и бродяжничеством. Так, в XIII в. в Генуе во время нехватки продовольствия весь нищенствующий элемент посадили на несколько галеасов (крупные галеры) и вывезли в Сардинию.

Уже потом муж мне рассказывал:

– Знаешь, самое страшное в тюрьме, наверное, это полнейшая невозможность остаться наедине с самим собой, своими мыслями. Рядом с тобой постоянно кто-то находится.

– Ты имеешь ввиду надзирателей? – спросила я.

– Да нет же, конечно, – отвечал Турал, – так называемой «администрации» слишком мало, чтобы уследить за всеми.

– А как же тогда?.. – не поняла я.

– Вокруг, дорогая, там полно других заключённых. Среди которых некоторые шарят глазами вокруг просто от безделия, другие подыскивают себе жертву… – От таких слов мне становилось не по себе, и я спросила:

– Что ты имеешь ввиду?

– Понимаешь, Гюнель, – отвечал мне муж, – в любом обществе, в любом социальном слое есть сильные и слабые. Это неизбежное явление, поскольку одни уравновешивают других. А в тюрьме это просто более заметно, поскольку привычный мир сжат, насколько это возможно.

…Он рассказывал, а я только смотрела в его глаза и слушала…

– И там очень хорошо можно уразуметь смысл выражения: «Выживает сильнейший!» Вот такие и подыскивают себе тех, кто послабее характером, подминая впоследствии под себя. Используя для самых разных бытовых нужд…

Муж помолчал, а потом продолжил:

– Но есть здесь и такие, кто смотрит по сторонам не просто так – они подмечают: кто, когда, чем и с кем занимался, а потом обо всём этом в доверительной беседе рассказывают какому-нибудь соглядатаю в погонах.

– Зачем они это делают? – Мне действительно это было непонятно.

– Всё очень просто, Гюнель. Как правило, все эти стукачи делятся на три категории: первые, как и упомянутая ранее категория, просто слабы характером и попадают под влияние более сильного начальника. – Я слушала Турала и с ужасом думала о том, что ему день за днём приходится жить посреди этого людского болота.

А муж продолжал:

– Со вторыми ещё проще – это самые обыкновенные сволочи. Которых хлебом не корми, но дай нагадить соседу. Причём, удовольствие он испытывает тем сильнее, чем больше сотворил гадостей.

– А третья категория? – автоматически спросила я, не уверенная даже, что хочу услышать ответ.

– Об этих и говорить не стоит – они продают свои души за несколько сигарет или заварку чая. – Турал как-то брезгливо скривил лицо.

– То есть? – не поняла я.

– Да всё очень просто – приходит такая мразь в кабинет опера, наплетёт там какой-нибудь ерунды своим поганым языком, а взамен просит себе сигаретку или ещё какую-то ерунду…