История Англии от Чосера до королевы Виктории - Джордж Маколей Тревельян

Популярная историческая библиотека

Хотя я и пытался довести эту книгу до современности (1941 год), излагая события в свете новейших исследований, однако почти вся она была написана до войны. Я тогда имел в виду охватить социальную историю Англии с времен Древнего Рима и до нашего времени, но отложил напоследок ту часть ее, которая была бы наиболее трудной для меня: столетия, предшествующие XIV веку. Война не позволила мне закончить работу, но мне пришла в голову мысль, что главы, которые я уже написал, излагающие последовательную историю шести столетий, от XIV до XIX, могут сами по себе представлять интерес для некоторых читателей.

Социальная история может быть определена отрицательно: как история народа, из которой исключена политическая история. Может быть, трудно исключить политическую историю из истории любого народа, и особенно английского. Но так как до сих пор слишком много было написано исторических книг, состоящих из политических анналов, лишь с незначительными ссылками на социальное окружение, то обратный метод может быть полезен для того, чтобы восстановить равновесие.

Уже в период моей жизни возникло третье, весьма бурно развивающееся направление – экономическая история, которая очень помогает серьезному изучению социальной истории, потому что социальные явления порождаются экономическими условиями почти в такой же степени, как политические события, в свою очередь, порождаются социальными условиями. Без социальной истории экономическая история бесплодна и политическая история непонятна.

Но значение социальной истории заключается не только в том, что она составляет необходимое звено между экономической и политической историей. Она и сама по себе.

Когда во время Столетней войны (1337-1453) «проклятые» (как их называла Жанна д’Арк) высадились, чтобы покорить Францию, они появились там как иностранные завоеватели и их успехи были результатом того, что Англия была уже организована как нация и имела национальное самосознание, тогда как Франция еще не достигла этой стадии развития. И когда эта попытка добиться победы в конце концов не удалась, Англия осталась как отчужденный остров, лежащий вдали от берегов континента, и уже более не являлась простым придатком или продолжением европейского мира.

Правда, в развитии наших ярко выраженных национальных черт не было ничего внезапного. Этот процесс не начался и не закончился при жизни Чосера. Но в течение тех лет этот принцип был более действенным и более заметным, чем в течение трех предшествующих столетий, когда христианская и феодальная цивилизация Европы, включая Англию, была не национальной, а космополитичной. В Англии эпохи Чосера мы имеем уже нацию.

В чосеровской Англии мы впервые видим сочетание современности со средневековьем. Сама Англия начинает формироваться как самостоятельная нация, а не как простое заморское продолжение франко-латинской Европы. Произведения самого поэта отмечают величайшее из всех современных событий – рождение и всеобщее признание нашего языка: саксонские и французские слова удачно слились наконец в «английский язык», который «все понимают» и который поэтому входит в употребление как средство школьного обучения и судопроизводства. Правда, имелись различные местные диалекты английского языка, не считая совершенно особых языков: уэльского и корнуоллского. Некоторые классы английского общества владели еще вторым языком: наиболее образованные из духовенства латинским, а придворные и люди знатного происхождения – французским; правда, это уже был не их родной, а иностранный язык, которому нужно было учиться.

Чосер, проводивший долгие часы в придворных кругах, был блестящим знатоком культуры средневековой Франции; поэтому, создавая для грядущих поколений образцы новой английской поэзии, он придал им форму и размер, заимствованные из Франции и Италии, где он бывал несколько раз по государственным делам. Тем не менее Чосер внес новую английскую ноту. Именно он в «Кентерберийских рассказах» впервые наиболее полно выразил то «английское чувство юмора», на четверть циническое и на три четверти добродушное, которого не найти у Данте, Петрарки или в «Романе о розе» и даже у Боккаччо или у Фруассара.

Другие характерные черты новорожденной нации нашли свое выражение в ленглендовской религиозной аллегории о Петре Пахаре [1]. Хотя Ленгленд также был ученым и поэтому большую часть своей жизни провел в Лондоне, как уроженец Мальверна, он пользовался формой стиха, до сих пор еще принятой в Западной Англии, – аллитерационным белым стихом, заимствованным из англосаксонской поэзии. Эта местная английская форма скоро должна была вообще уступить место чосеровскому рифмованному стиху, но дух «Видения о Петре Пахаре» продолжал жить в религиозной строгости нашихпредков, в их непрестанном негодовании по поводу неправедных дел ближних, а иногда и в сокрушении о своих собственных грехах. Английский пуританизм много старше, чем Реформация, и два «мечтателя» – автор «Видения о Петре Пахаре» и Джон Беньян [2]– больше похожи друг на друга творческим воображением и чувствованием, чем любые другие два писателя, разделенные тремя столетиями.

В то время как Ленгленд и Гоуэр [3], не впадая в ересь, скорбели о развращенности средневекового общества и религии, обращаясь не столько вперед, к иному будущему, сколько назад, к идеалам прошлого, Уиклиф [4]уже выковывал свою докрасна раскаленную программу реформ; большая часть из них была много позднее осуществлена английским антиклерикализмом и английским протестантизмом. Частью этой программы была «Библия для всех» на новом, общедоступном английском языке. Одновременно Джон Болл [5]в средневековых выражениях задавал самый современный вопрос: