И снова седая голова, лишенная бороды, задрожала.

— Молчание будет включено в цену, — ответил скрипучий голос. — Назовите цифру.

Викторио нахмурился. Забегали маленькие глазки под густыми бровями. Маус с беспокойством посмотрел на хозяина, поскольку казалось, что он не может говорить.

— Десять лаков, — сказал Да Гама, затем моргнул и огляделся, словно это произнес кто-то другой.

Все уставились на него. Виспер побледнел еще больше. У Викторио шевелились губы, но из них не вырвалось ни звука. Маус готов был вот-вот взорваться.

— Десять лаков? — Виспер повернулся к Викторио. — За простую танцовщицу? Это ваша цена? Ваш партнер говорит и за вас?

Викторио беспомощно воздел руки, не в силах говорить. Виспер гневно смотрел на Да Гаму, потом повернул немигающий взгляд к Викторио.

— Семь лаков. Не больше. Это мое последнее предложение.

— Согласен! — удалось прохрипеть Викторио.

— Золотом, — сказал Да Гама.

Не глядя, хасваджара грациозно поднялся на ноги. Кости у него были хрупкими, как у птички.

— Когда я получу ее, вы получите ваше золото, — скрипучий голос, казалось, теперь скрипел еще сильнее.

— Она в Бельгауме, — сообщил Викторио, пока Маус помогал ему подняться на ноги. — Я сразу же пошлю за ней.

— Отправь его, — глаза, похожие на глаза ящерицы, неотрывно смотрели на Да Гаму. — Пошли его за ней. И ни слова, фаранг. Ни Вали-хану, ни кому бы то ни было еще. Это понятно?

— Конечно, конечно!

— Я также могу послать с тобой одного из своих братьев. Пусть он следит, чтобы танцовщице было удобно. Конечно, ты можешь мне в этом отказать.

В комнате воцарилось молчание. Виспер не шевелился, но продолжал стоять у двери. Ему было что еще сказать.

— Не должно быть никаких ошибок. Простите мою грубость, если я слишком подчеркиваю этот момент, но мы говорим на разных языках и принадлежим разным мирам. Но мы должны понять друг друга.

Викторио поднял руки, словно признавая мудрость Виспера и его обеспокоенность.

— Поймите все правильно. Об этом не должно быть сказано ни слова, никогда. Молчание означает молчание. Оно означает молчание мертвых.

Похоже, Викторио не заметил угрозу в словах Виспера, но Да Гама прищурился.

Голос евнуха зазвучал мягче, чем когда-либо:

— Я могу даже пустить слух, что она умерла. Конечно, это будет только слух. Конечно, она не умрет. Но я должен говорить именно это, — Виспер отвернулся от Викторио и впился взглядом в Да Гаму. — Однако вы ничего не скажете. Ничего.

— Или мы не получим денег, я знаю, — Викторио заставил себя рассмеяться.

— О-о, вы лишитесь гораздо большего, — ответил скрипучий голос. — Привози ее поскорее. Сообщи мне о своих планах, когда соберешься в путь. Маус, проводи меня до паланкина.

Маус поддерживал Виспера под руку, и они вместе исчезли в тени склада.

* * *

Когда носильщики поднялись, чтобы помочь Да Гаме и Викторио забраться в паланкины, Маус подошел к Да Гаме.

— Он хочет с тобой побеседовать.

— Кто?

— Хасваджара, — лицо Мауса ничего не выражало. — Все обговорено.

Он сурово посмотрел на носильщиков Да Гамы, кивнул им и пошел прочь. Да Гама озадаченно уставился ему вслед. Наконец он забрался в паланкин, и носильщики, кряхтя, подняли его.

Недалеко от склада паланкины разделились. Второй продолжал путь прямо вперед, а Да Гаму понесли на север. Он немного беспокоился, но проверил пистолеты, стараясь понять, о чем Маус сказал: «Все обговорено».

Сквозь занавески он увидел большое белое здание с огромным куполом, высотой пятьдесят футов по углам. Да Гама догадался, что это или какой-то храм, или дворец. Носильщики остановились у арочного входа, и из двери показалось хрупкое тело Виспера. Евнух склонил голову набок, приглашая Да Гаму. Тот поднялся по ступеням. Стук его сапог эхом отдавался от нависающих стен.

Когда он добрался до двери, Виспер нахмурился и хмурился до тех пор, пока Да Гама его не понял и не снял сапоги.

— Что ты думаешь об этом великолепии? — спросил Виспер, но Да Гама, прыгавший на одной ноге, пока тянул сапог за каблук, не мог ответить. — Это Гол-Гомбаз, гробница нашего покойного великого султана Адил-шаха. Самый большой купол в мире, как мне говорят, больше, чем построил кто-то из моголов, или фарангов, или турков. Сооружение такое великолепное, такое огромное, и, тем не менее, это не самая большая причуда султана. Но это идеальное место для беседы. Ты согласен, фаранг? Пойдем, и я покажу тебе это великолепие.

Да Гама в чулках пошел за Виспером. Внутреннее убранство гробницы его разочаровало. Огромный купол едва можно было рассмотреть в темноте — только тени подчеркивали его величественность, только эхо говорило о его размерах. На них давил воздух, спертый, как и в любом склепе.

Даже гроб султана казался жалким и лишенным величия. Он стоял на низкой плите под скромным деревянным навесом и выглядел карликовым в давящей пустоте вокруг.

— Султан похоронен здесь? — спросил Да Гама.

Виспер нахмурился:

— Ты так мало знаешь или тебе просто нравится меня раздражать?

Да Гама не знал, что ответить.

— Конечно, это кенотафий[38]. Настоящая гробница находится под нашими ногами. Сюда не приходит никто, кроме вдовы султана.

Он снова взялся за плечо Да Гамы похожей на лапу рукой и повел его дальше, к темной узкой лестнице, базальтовые ступени которой едва можно было различить в тусклом свете висящих на стенах ламп. Они поднялись на много пролетов, довольно высоко, ступени тоже были высокими, и в конце Да Гама уже тяжело дышал. Казалось, Виспер плывет над ступенями. Время от время евнух оглядывался на Да Гаму и качал головой.

Наверху они оказались в узкой галерее у края круглого купола.

— Это место называется галереей Шепотов, — сообщил евнух.

Свистящее эхо прокатилось вокруг купола, словно эти слова произнесла скрытая армия евнухов. Виспер бросил взгляд на Да Гаму.

— Должен сказать, что меня забавляет название. А тебя?

Но он не дал Да Гаме возможности ответить, хотя вопрос эхом повторился несколько раз.

Вместо этого он повел гостя к двери, ведущей наружу. Они Оказались так высоко над землей, что начинала кружиться голова. Небольшая площадка располагалась в углу крыши. Как и стены и купол, крыша и пол были выкрашены в белый цвет, отражавший солнце так, что Да Гаме пришлось прищуриться. Здесь постоянно дул ветер. Воздух был горячим и чистым, и Да Гама видел весь город, мерцающий в солнечном свете. Внизу один из носильщиков вышел из тени дерева, заметил их и помахал.