До сих пор нередко считается, что для активного товарообмена необходимы монеты. Это не так. Почти для любой системы обмена, как сейчас, так и в прежние времена, крайне важен кредит, а кредитные соглашения, даже достаточно сложные, могут строиться и на безналичном расчете. В средневековой экономике кредитованию отводилась существенная роль. С кредитом крестьянин сталкивался на рынках, где объем продаваемого или покупаемого им товара был слишком мал, чтобы расплачиваться серебром (в Англии XII века за овцу давали четыре пенса – это самая мелкая монета до роста цен в конце столетия), и дома, когда требовалось закупать зерно для сева, собирать приданое, взять в аренду еще одну пашню, чтобы прокормить растущую семью, но расплатиться сразу средств не хватало[236]. В документах, отражающих такого рода сделки, которые получали все большее распространение в наиболее активных местных экономиках, суммы указываются в монетах, однако это не значит, что долг непременно требовалось выплачивать наличными. Тем не менее применение монет постепенно распространялось на все типы сделок, и к XIII веку, по крайней мере в Западной и Южной Европе, обладание ими считалось само собой разумеющимся. После того как крестьяне вынужденно включились в рыночный обмен, чтобы платить денежный оброк, монеты постепенно входили в обиход и в сельской местности, в свою очередь служа предпосылкой для следующего (более важного) этапа – привычки покупать ремесленные изделия, а не производить их самим. Это развитие служило фоном для другого направления экономических трансформаций того периода – роста городов.

В общем и целом доля урбанизации в классическом Средневековье была невелика. В Англии периода «Книги Страшного суда», из которой взяты наши самые ранние относительно надежные данные, в городах проживало около 10 % населения (при общеевропейском статистическом разбросе от 2 % в Скандинавии до около 15 % в Италии в 1050 году). Не исключено, что к 1300 году эти пропорции удвоились. Однако об урбанистическом главенстве в экономике страны говорить не приходится, разве что внутри плотных скоплений городков средней величины во Фландрии и северной Италии и особенно вокруг крупнейших городов Европы – Парижа и Милана с населением около 200 000 человек в 1300 году; Константинополя (уже заметно сдавшего по сравнению с предыдущим столетием), Генуи, Венеции и Флоренции с населением около 100 000 человек; Лондона, который при населении меньше 80 000 человек выступал бесспорным центром единого государства[237]. Лишь в Италии города обладали политической властью над сельской местностью, поскольку все независимые итальянские коммуны были городскими, хотя нельзя не признать, что фламандские города при графах Фландрских тоже де-факто главенствовали на местах и почти на всем протяжении XIV столетия (а также до него и позже, но в меньшей степени) бунтовали против своих государей. Остальные города действовали на экономико-политической арене, где господствовали сельские власти, которые нельзя рассматривать в отрыве от окрестной знати, покупавшей их продукцию. (Таким образом, историк экономики Майкл Постан, назвавший города «нефеодальными островами в море феодализма», крупно ошибался, тем более что городская верхушка исповедовала те же принципы, что и более традиционная аристократия – например, необходимость защищать свою честь силой, – и различить их иногда было трудно[238]) На самом деле неудивительно, что, после того как в середине XII века столько сил было отдано взращиванию протокапиталистического потенциала средневековой городской экономики, следующее поколение сосредоточилось на сельскохозяйственном секторе, хотя в последнее время появился еще ряд хороших исследований, посвященных росту городов в Англии и Фландрии. Как в действительности происходил этот рост, мы разберем на примерах. Я расскажу вкратце о трех очень разных городах – Пизе, Генте и Стратфорде-на-Эйвоне, а затем мы выстроим более обобщенную картину на основе увиденного.

Пиза, как почти все главные итальянские города, была выстроена еще римлянами и сохранила преемственность в управлении и политической деятельности со времен Римской империи. Около 1100 года она находилось под властью архиепископа и виконта, и, кроме того, там имелись зачатки городской коммуны. Расположенная в болотистой дельте реки Арно, откуда рукой было подать до portus Pisanus – лучшего порта на западном берегу Италии между Генуей и Неаполем, – Пиза всегда была обращена к морю и начиная примерно с 950 года уверенно развивалась как центр морской торговли. Археологические данные свидетельствуют, что с того времени – как и при римлянах, но значительно активнее, чем в промежуточный период, – Пиза служила каналом импорта в Тоскану со всего остального Средиземноморья, особенно качественной поливной керамики из Туниса и Сицилии (керамика в раскопах всегда представлена хорошо). Кто привозил ее – пизанцы или тунисцы/сицилийцы – неизвестно, однако в существовании пизанского флота к XI веку сомневаться не приходится, поскольку у пизанцев имелись торговые связи с эмирами Дении в Аль-Андалусе, а еще они пристрастились грабить богатые средиземноморские города, находившиеся под управлением мусульман (в 1064 году они совершили набег на Палермо, а в 1115 году – на Пальму-де-Майорку). Великолепный пизанский собор конца XI века, сохранившийся до наших дней почти без изменений, был построен в том числе на добытые в походах трофеи, как гласят надписи на фасаде. Подавляющее большинство торговых путей на Средиземноморье в XI веке были мусульманскими, и пизанцам приходилось отвоевывать себе место, как викингам в Северном море двумя веками ранее. В начале XII века, после успешного участия в Первом крестовом походе (архиепископ Пизанский Даимберт стал латинским патриархом Иерусалима), пизанцы получили возможность заключать коммерческие соглашения: с Византией – в 1111 году, с Каиром – в 1154 году, с Тунисом – в 1157 году. К тому времени они вместе с генуэзцами и венецианцами выступали крупнейшими игроками на растущей арене средиземноморской торговли. Разумеется, не всю городскую верхушку Пизы составляли торговцы – немало было и землевладельцев классического средневекового типа, да и у каждого купца имелась какая-то земля, однако у некоторых коммерческие интересы выходили на первый план, и пизанцев можно было встретить теперь повсюду от Константинополя до Сицилии. Пиза, в отличие от своей сестры и соперницы Генуи, не предоставила нам такого количества нотариальных реестров с 1150 года и далее, демонстрирующих, насколько сложные и подробные контракты уже в то время заключали судовладельцы и насколько активно участвовала знать в финансировании морской торговли, развернувшейся по всему Средиземноморью. Однако более прозаические и шаблонные сухопутные документальные свидетельства, касающиеся Пизы, подтверждают, что ее богатейшие представители отличались не меньшей предприимчивостью[239].