Я принялась лихорадочно возиться с огнивом и кремнем, пока наконец не зажгла свечку, а затем поспешила вниз за холодной водой, чтобы сделать для Себастьяно свежие компрессы. Монны Фаустины было не видно и не слышно; если она и вставала, я это проспала. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что в этом заключалось что-то комичное, но я проигнорировала ее, потому что у меня было предостаточно других проблем. По-настоящему серьезных.

Когда я откинула в сторону одеяло, чтобы обернуть ноги Себастьяно новыми компрессами, он проснулся и начал кашлять. Он не вполне пришел в себя, лишь выдавил несколько бессвязных слов. Когда я оборачивала смоченные в воде полоски ткани вокруг его икр, он начал биться и кричать на меня, будто я хотела ему навредить.

– Отпусти меня или я тебя прикончу! – прорычал он, и тут же его одолел очередной приступ кашля.

С растерянностью и испугом я смотрела на него. Его лицо в свете свечи выглядело темно-красным, его глаза дико вращались, так что я могла разглядеть только белки.

– Должен идти, – простонал он. – Должен… должен задержать его!

Он погрузился в свой горячечный бред и принялся бормотать себе под нос бессмысленные проклятья, перемежая их припадками кашля. Я дрожащими руками оборачивала компрессы вокруг его ног и в конце концов уселась рядом. У меня заболели глаза, потому что я напряженно наблюдала за ним, сосредоточенная на том, чтобы не пропустить ни малейшего изменения в его состоянии. Когда он становился немного спокойнее, я давала ему травяной настой, который принесла Мариетта, и протирала ему лицо и шею, потому что он постоянно потел.

Я брала его за руку и говорила что-то утешительное, если в его голосе звучал испуг, и убеждала его не волноваться, если случались приступы гнева. Он постоянно кашлял, пока не начинал задыхаться, и я была готова в панике вскочить, чтобы громко позвать на помощь.

Тем временем прозвучали вторые ночные колокола, так же тихо, как и первые, но мне они показались чуть ли не погребальным звоном.

Я невольно сложила руки, закрыла глаза и начала молиться.

– Боже, пусть он поправится. Не для того, чтобы он вернул меня домой, вовсе нет. Просто потому, что он так молод. И потому, что он должен спасти Венецию. И потому, что будет подло, если Альвис победит. И потому… потому что я в него влюбилась.

– Это правда?

Я открыла глаза. Себастьяно перестал метаться в постели и бормотать себе под нос. Он ясным взглядом смотрел прямо на меня.

– Ах, – пролепетала я. – Ну да. То, что я тут только что сказала… Я просто перенервничала…

– Правда?

– Не знаю, – я с трудом сглотнула, затем сделала глубокий вдох. – Нет. Дело не в том, что я перенервничала. Точнее, именно в этом. Я хочу сказать, что я прямо изнервничалась вся…

Он слабо улыбнулся правым уголком рта.

– Хорошо, – сказал он.

– Что хорошо? – спросила я, недоверчиво изучая его лицо. Наверняка мое признание в любви показалось ему смешным.

– Что мы об этом поговорили.

– Ты…

Он схватил меня за руку и сжал ее.

– Я шучу. Хорошо, что ты это сказала. Теперь мне больше не нужно ломать голову над тем, ответишь ли ты на мои чувства.

– О, – бесцветно сказала я, не зная, что и думать. Я была вне себя от счастья – и одновременно охвачена страхом за него, так, что у меня перехватило дыхание.

– Подходящий момент, чтобы поцеловаться, – хрипло сказал он. – Но я боюсь, что при моем кашле вряд ли из этого выйдет что-то путное.

Словно в доказательство с ним случился еще один приступ.

Я не знала, что говорить. Возможно, у него воспаление легких – а от этого он может умереть! Меня мутило от страха.

Вскоре после этого Себастьяно снова заснул, хотя это был беспокойный сон. Компрессы немного уменьшили жар, он больше не бредил и не метался в постели. Но ему не хватало воздуха, и он постоянно кашлял.

В эту ночь я не осмелилась лечь спать снова. Сна не было ни в одном глазу, я сидела на полу рядом с кроватью и ждала, пока не наступит серый рассвет. Снаружи уже стало светло, когда снизу донесся шум. Сначала я подумала, что уже вернулась Мариетта, но затем раздался голос монны Фаустины, который было ни с чем не спутать. Она расточала проклятья. Они звучали совершенно беспомощно, так что я заставила свое измученное тело принять вертикальное положение и принялась карабкаться вниз по лестнице. Болтая ногами, монна Фаустина сидела на краю кровати и ругалась себе под нос. Волосы у нее стояли дыбом, как спутанная серая шерсть, торча во все стороны, а ночная рубашка была покрыта пятнами. В комнате воняло, будто ее вырвало.

– Мне плохо, – пояснила она, хотя это и так было ясно. – Должно быть, это был яд.

Я ужаснулась.

– О чем вы говорите?

– О травяном напитке, который вы принесли.

– Он же был для моего супруга!

Она уставилась на меня.

– Значит, вы хотели его отравить!

– Какая чушь! Это было лекарство! Я же вам сказала!

– Поэтому я его и взяла. Только стаканчик выпила.

Она показала мне сколько, расставив большой и указательный пальцы.

– Но вы же не были больны!

– Как раз таки была. Я постоянно пускаю ветры, и у меня понос. Поэтому я решила, что лекарство может мне помочь.

Мне снова вспомнилось, как вчера она с громкими сопутствующими звуками заперлась в туалете. Видимо, насчет газов и поноса она сказала правду. Только вот принятую дозу она сильно приуменьшила: от питья вообще ничего не осталось.

– Я только немного отпила, и тут меня бросило в пот, и я ощутила ужасную слабость. Руки и ноги больше не слушались меня, и я нечаянно пролила остаток отвара.

Она требовательно посмотрела на меня.

– Радуйтесь, потому что если бы ваш супруг это выпил, он был бы уже мертв.

Ледяной холод пробежал по моей спине, потому что я представила, что она говорит правду. Кларисса… Нет, это невозможно! Она никогда бы на такое не пошла!

«Джанкарло уже у нее на совести», – строго сказал мой внутренний голос.

Но я не хотела его слушать. Это было просто слишком ужасно – представить, что она осмелится на убийство. Она не такая!

«И все-таки?» – безжалостно спросил голос. Я внезапно вспомнила, что она мне сказала.

«Пусть он выпьет все за один раз. Если добавить сахар или мед, получится очень приятно на вкус».

Он?! Откуда она могла знать, что речь идет о «нем». Я сказала Якопо, что моя соседка по комнате заболела, и Кларисса тогда была рядом. Конечно, я собиралась рассказать ей это все в сарае, где Якопо не смог бы нас слышать, но до этого так и не дошло именно из-за того, что она вела себя враждебно.