– Завтра, как вы знаете, я уезжаю в Минск на книжную ярмарку. Вернусь через неделю. Тогда вы и сможете озвучить своё решение.

– Хорошо! – я кивнула, стараясь не выказывать своего волнения. – Через неделю вы его услышите, Пётр Петрович.

– Я надеюсь, что ответ будет положительным! – воскликнул Зимин. – Я обещаю вам, любовь моя, что в моём лице вы найдёте верного и преданного мужа! Я окружу вас таким вниманием и заботой, что никогда даже на миг вы не пожалеете о сделанном выборе! Вы знаете, Саша, что я человек не бедный, а это значит, что жена моя никогда ни в чём не будет нуждаться. Могу вам признаться: я присмотрел один очень симпатичный домик в Золотом Бору. Уверен, что в нём будет очень уютно жить нам и нашим будущим детям!

Нашим будущим детям! Меня тряхнуло от этих слов. Я только на секунду представила, как остаюсь с этим человеком наедине в спальне, и мне тут же захотелось покончить с этой историей раз и навсегда. Но я не могла себе этого позволить. Пока не могла.

– Возьмите, Пётр Петрович! – я протянула ему коробочку, которую все это время нервно сжимала в ладони. – Пусть она побудет у вас… ещё неделю.

– Что ж, возможно, вы правы. А теперь, моя дорогая, прошу простить меня, но мне нужно ехать на встречу. К моему глубокому сожалению, мы с вами теперь увидимся только после моего возвращения из Минска, ведь самолёт у меня завтра рано утром.

– А как же работа над книгой, Пётр Петрович? Мне сегодня ею не заниматься?

– Милая Сашенька! – его губы растянулись в благодушную улыбку. – Сегодня, а также следующую неделю вы можете заниматься исключительно собой. Погуляйте по магазинам, купите себе что-нибудь нарядное, сходите с подругой на концерт – в общем, отдохните как следует, пока меня не будет рядом с вами. А чтобы вы не чувствовали себя одинокой, я оставляю вам эту карточку! Пользуйтесь ею по своему усмотрению и ни о чём не думайте!

Он достал из портмоне переливающуюся золотом карту и протянул мне. Я отпрянула назад.

– Простите, Пётр Петрович, но это совершенно невозможно! Я… мне… не нужно этого, вы ставите меня в неловкое положение!

– Что же тут неловкого? – искренне удивился он. – Это абсолютно нормально, когда мужчина берёт на себя заботу о любимой женщине.

– И всё-таки позвольте мне отказаться, Пётр Петрович! – твёрдо сказала я. – Пока я не приняла никакого решения, а значит, и речи не может быть о том, чтобы пользоваться вашей… добротой.

– У вас великодушное сердце, моя дорогая! – он коснулся губами моей руки и задержал на мне долгий взгляд. – За это я вас и люблю! Ну что ж, раз вы так решили, я не буду настаивать. Ведь у нас с вами ещё столько счастливых дней впереди! А сейчас, увы, меня ждёт работа…

Он легко приподнялся, увлекая меня за собой. Какой тяжёлый у него взгляд, совсем не похож на взгляд влюблённого человека. Ах, Шурка, откуда тебе это знать? Много ты видела на своём веку мужских глаз, направленных на тебя с любовью?

Губы шефа дрогнули. «Только бы он не полез целоваться», – с ужасом подумала я. Но даже если у шефа и было такое желание, он показал себя сдержанным и тактичным человеком. Самое смелое, что он смог себе позволить – слегка обнять меня за плечи и уткнуться губами куда-то в моё ухо.

– Я буду с нетерпением ждать вашего ответа, любовь моя! – сказал он мне на прощание.

Я постаралась, чтобы мой уход не выглядел слишком уж поспешным, и выдохнула, лишь закрыв за собой дверь. Настя смотрела на меня блестящими глазами. Интересно, слышала ли она что-нибудь?

– Саш, передай, плиз, эти документы Натахе, а то мне лень подниматься! – она протянула мне стопку бумаг.

– Хорошо, – я направилась к двери, но за полшага от неё обернулась. – Скажи, Насть, у тебя тут хорошая слышимость?

– Что ты имеешь в виду, Саш? – ресницы её задрожали.

– А ты не догадываешься? – я посмотрела на секретаршу в упор. – Я так понимаю, бесполезно просить тебя никому ничего не рассказывать, да?

Ухмылка её была довольно красноречивой. Что ж, я так и думала.

– Ты согласишься, Саш, да? – не скрывая своего любопытства, спросила она. – Тихонову только жалко…

– Аньку? Почему? – не поняла я.

– Так она же по уши в шефа влюблена! А ты разве не знала?

– Тебе бы своё информагентство открыть, Настя, – усмехнулась я. – Ты в курсе всех событий нашего издательства.

– Да ладно тебе, Саш, – отмахнулась она с довольным видом. – Так ты выйдешь за ПэПэ замуж?

– А вот этого я тебе не скажу!

Я увидела его ещё издали, а увидев, замерла, не отрывая от него смятенного взгляда. Так и стояла, как дура, посреди тротуара, мешаясь движению и отчаянно боясь сделать ещё один шаг. В руках у него был букет каких-то красных цветов, отсюда не разобрать, каких. В следующее мгновение он обернулся сам. Словно почувствовал. Не обманывай себя, Шурка.

– Саша! – он кинулся ко мне.

– Андрей!

Мы остановились на миг друг перед другом, а потом – я не поняла, как и почему это произошло – я бросилась ему на шею и так крепко сжала его, что он засмеялся.

– Отелло в нашем сценарии – я! – прошептал он мне на ухо. – Ты перепутала роль!

– Иногда надо играть не по правилам, чтобы сбить судьбу с толку!

– Без меня ты стала философом? – он отстранил меня слегка, чтобы потом вновь крепко обнять.

Я вдыхала его запах. Я наслаждалась им.

Люди обтекали нас стремительными ручейками, превращая две неподвижные фигуры в один благословенный островок.

– У меня есть для тебя отличная новость!

– Какая? – я ещё глубже зарылась в его плечо.

– Три недели закончились!

– Это самая лучшая новость, которую я когда-либо слышала.

– Сашенька! – он обхватил моё лицо.

Его глаза светились ясным жёлтым цветом. Или зелёным. Через мгновение я забыла об этом. И обо всём остальном тоже…

– Мне кажется, мы мешаем, – удивился он, оторвавшись от моих губ спустя какое-то время.

– Странно, что ты заметил это, – хрипло рассмеялась я. – Мы стоим тут уже несколько лет.

– А ты не ошиблась в подсчётах, мой Пифагор?

– Ошиблась. Кажется, прошла вечность.

– А теперь в точку! – он нехотя отстранился и взял меня за руку. Ладонь его была горячая, как свежеиспечённый хлеб. – Говоришь, папаша Гройс ждёт нас?

– Папаша Гройс? – расхохоталась я. – Мне кажется, Давиду Ароновичу это понравится!

– Пусть это будет наша тайна, Саша! – он с удовольствием произнёс моё имя. – Ну что, вперёд?

– А цветы ты, наверное, для папаши Гройса приготовил?