– Ты меня запутала, Саша! – Аня тихонько опустилась на самый краешек дивана. – Так ты тоже… Дмитрия Константиновича…

– Да нет же! – воскликнула я. – Не Дмитрия Константиновича вовсе! Я же говорю, совсем другого человека! И он меня тоже…

– Дима?

– Фу-ты, ну-ты, Анька! Какая же ты непонятливая! При чём тут твой Дима?

– Саша! – из глаз её посыпались слезы. Именно посыпались, как маленькие хрустальные горошинки. – Я так его люблю-ю-ю!!!

– О, господи, – вздохнула я с облегчением. – Нашла из-за чего рыдать! Ну, любишь, так это же прекрасно!

– Да, прекрасно! – всхлипнула она. – Но он-то меня не любит! Он любит тебя!!

– С чего ты взяла, дурочка?

– Он цветы тебе дарит каждый день!

– Подумаешь! Обычный знак внимания!

– А ещё он на тебя всё время смотрит!

– И что тут такого?

– А сегодня вы с ним целовались! – выложила она свой главный козырь.

– А ты откуда знаешь?

– В окно видала, – смутилась Аня.

– Подглядывать нехорошо, Анечка, – я вздохнула. – Но и тут я тебя могу успокоить. Это был дружеский поцелуй. Честное слово!

– Правда? – она с такой надеждой на меня посмотрела, что в горле у меня запершило. Я молча кивнула.

– Что же нам с тобой теперь делать, Аня? Хочешь, я с ним поговорю?

– Ты что! Ни в коем случае! Я со стыда сгорю!

– Что же в этом такого стыдного, Анюта? Любовь – это сладко, может быть больно, но уж никак не стыдно. Но ты права, говорить ему мы ничего не будем. Тут надо действовать хитрее.

– Во мне совсем нет женской хитрости. Так говорит моя мама, и она права.

– Зато во мне есть, – усмехнулась я. – Положись на меня, к новогодним праздникам он влюбится в тебя, как миленький, вот увидишь!

– Я очень хочу тебе поверить, Саша! – её глаза заблестели.

«А ведь она красавица! – мелькнула удивлённая мысль. – И добрая. А ещё очень талантливая. Может быть, на этой почве они и сойдутся? Художница и фотограф – чем не идеальная пара?»

Я решительно встряхнула головой.

– Идём, Ань, и не думай пока ни о чём, – я встала. – Кстати, а почему Настя решила, что ты в Зимина влюблена?

– А я ей соврала, Саш, – смутилась она. – Для отвода глаз.

– И после этого ты говоришь, что в тебе нет женской хитрости? Ты несправедлива к себе, дорогая моя! – ухмыльнулась я. – Ладно, идём! Нас ждут великие дела!

– Саша, ты не знаешь, что происходит с моей дочерью? – взволнованный Давид встретил меня на пороге своего кабинета. Он попросил меня приехать, и меня это очень сильно встревожило. Неужели он о чём-то догадался? Но как?

– Вы только об этом хотели со мной поговорить, Давид Аронович? – выдохнула облегчённо я.

– А этого разве мало? – он нервно взъерошил свои густые волосы. – Она пятый день ничего не ест!

– Как, совсем? – я испугалась.

– Она отказалась даже от моей картофельной запеканки!!

– Это серьёзно…

– Ты что-то знаешь, девочка моя? – он усадил меня перед собой в кресло и взял за руку. – Умоляю тебя, расскажи мне всё! Иначе я с ума сойду от беспокойства! Я сам перестал есть!

– Давид Аронович, а почему вы у неё об этом не спросите?

– Спрашивал! – он вскочил, потом опять сел. – Молчит! Мне, своему отцу, ни слова не сказала! Заклинаю тебя, Сашенька, если ты хоть что-то знаешь, скажи! Может, её кто-то обидел? Да я всю душу из негодяя вытрясу!

– Успокойтесь, Давид Аронович, таких кардинальных мер принимать не нужно. Всё гораздо веселее.

– До веселья ли тут! Ну, не тяни!

– Мне нужно подумать.

Я перевела взгляд к окну. Имею ли я право рассказывать о внезапном чувстве, охватившем Берту? Если она сама этого не смогла сказать отцу, разве я могу вмешиваться? А с другой стороны, вон как волнуется человек.

– Давид Аронович, я не в праве открывать вам Берточкин секрет без её согласия. Обещаю, что сегодня же вставлю ей мозги на место, чтобы она сама поговорила с вами. А сейчас могу только успокоить вас: у неё всё чудесно! Прошу вас, перестаньте волноваться, а то я сама откажусь от еды!

– Ты уверена, что её никто не обижал? Может быть, я сам ненароком задел её?

– Ну что за глупости вы говорите, Давид Аронович! – я порывисто обняла его. – Вы самый близкий для неё человек, уж кому, как не вам, это знать! Выбросьте плохие мысли из головы и дайте уже мне поесть, а то я умру с голоду! Мне на работе некогда было даже чаю выпить.

– Я старый дурень! – он крепко прижал меня к себе. – Спасибо тебе, девочка!

– Давид Аронович, а это кто? – мой взгляд упал на одну из фоток, висевших у него на стене напротив рабочего стола. Я сегодня впервые была в его кабинете.

– Где? – он проследил за моим взглядом. – Ах, это? Мои предки.

– Предки? – я подошла поближе. – Как интересно! Какой же это век?

– Самое начало двадцатого! – он встал со мной рядом. – Это моя прабабка, ей тут около годика примерно. Ну а рядом, соответственно, её родители и старший брат.

– Надо же! И вы даже знаете всех по именам?

– А как же! – с гордостью произнёс он. – Малышку зовут Берта, я в её честь свою дочурку назвал, её брата – Миша, этого красавца офицера все называли счастливчик Яша, ну а его жена – Наталья.

– Это невероятно! – у меня поплыло в глазах. – Невероятно, что вы так хорошо знаете свою историю, Давид Аронович!

– Всё очень легко объясняется: просто я когда-то собирался стать военным, и всё из-за него! – он указал пальцем на бравого молодца в военной форме. – Меня в детстве так очаровал этот образ, что я страстно мечтал быть похожим на него. Но, к счастью или сожалению, уж не знаю, моё здоровье не позволило мне это сделать…

– А его жена? Она из какой семьи?

– О, Наталья Львовна происходила из очень древнего рода! Она получила блестящее образование, была невероятной красавицей, да ты сама видишь, и Яков до конца своих дней гордился тем, что она согласилась стать его спутницей.

– Вы, наверное, и её девичью фамилию знаете, Давид Аронович?

– Конечно! Наталья Львовна Левитина, её батюшка Лев Иванович был весьма известным врачом, а матушка…

Дальше я уже не слышала. Я стояла, как громом поражённая. Левитина, не Лебедева! Ах, Нина Евгеньевна, как же это?

– Что же это я разболтался, а ты вон уже побледнела от голода! – он спохватился. – Берточка была бы очень недовольна мной! Идём же скорей, я знаю, что тебе предложить! Тофик сегодня превзошёл самого себя!