– У меня странное ощущение, что я разговариваю сам с собой. Ты меня совсем не слушаешь!

– Прости, Андрюша, я немного устала на работе, а потом разговор с папашей Гройсом меня просто измучил. Я боялась выдать Берту, но надо же мне было как-то успокоить старика?

– Ты всё правильно сделала! – он остановил машину в каком-то тёмном переулке, заглушил мотор и повернулся ко мне. – И всё-таки, что-то тебя ещё тревожит, я же вижу. Ты не хочешь мне рассказать? Всё же я не совсем чужой тебе человек…

– Ты самый родной мне человек, Андрюша! – не выдержала я и разревелась, уткнувшись ему в грудь. – Но я ничего… не могу… рассказать…

– Саша, хорошая моя! – он крепко прижал меня к себе. – Подумай сама, если мы не будем доверять самым близким людям, чего тогда стоят наши отношения? Или ты думаешь, что я не достоин знать правду? Ну, не плачь, пожалуйста, у меня сердце разрывается от твоих слёз!

– Ты меня возненавидишь, если всё узнаешь!

– Какое сильное слово! – он улыбнулся. – Ох, и дурёха же ты! Ну-ка, дай я тебе твою мордашку вытру, а то устроила тут всемирный потоп!

Он промокнул платком мои слёзы, а потом так страстно поцеловал меня, что я чуть не задохнулась. «Возможно, это наш последний поцелуй, – отчаянно подумала я, – пусть же он длится вечно!»

Но всё когда-нибудь кончается…

– А теперь я слушаю тебя, – он немного отодвинулся от меня, но мои руки из своих не выпустил. Я глубоко вздохнула и с разбегу кинулась в ледяную воду.

– Сегодня я узнала, что предки Гройсов – вовсе не Лебедевы.

– Что?? – лицо его менялось на глазах.

– Да, Андрюша. Ты всё правильно понял. Я познакомила тебя с Бертой, потому что думала, что она – праправнучка архитектора Лебедева. Но сегодня вдруг выяснилось, что произошла страшная ошибка, Нина Евгеньевна оказалась не права.

– Кто ещё такая эта Нина Евгеньевна? – мрачно спросил он.

– Историк, хорошая знакомая бабушкиного друга. И сейчас ты начинаешь меня ненавидеть, я была права.

Он смотрел сквозь меня. Всё кончено, нет мне прощения. Кажется, на улице пошёл дождь. А может быть, он лил лишь в моей душе?

– Саша, позволь у тебя спросить… – его взгляд обратился к окну, на меня он по-прежнему смотреть не хотел.

– Спрашивай, Андрюша.

– Как ты относишься ко мне? Не отвечай сразу, подумай хорошенько.

– Я не собираюсь раздумывать! – тут же ответила я. – Я люблю тебя больше жизни! И только поэтому готова уступить своё место другой женщине, чтобы ни с тобой, ни с твоими детьми ничего не случилось! Проклятие существует на самом деле, поверь же мне, Андрюша!

– Ты ненормальная девчонка! – он сгрёб меня в охапку. – Господи, с кем я связался!

– Ты меня сейчас задушишь! – пискнула я. – И решишь проблему одним махом.

– Ещё и не то я готов с тобой сделать за все твои глупости! – он слегка разжал объятия. – Это же надо было такое придумать! Женить меня на своей подруге, поверив в какое-то нелепое проклятие! Ну разве нормальному человеку это в голову может прийти?

– Оно существует на самом деле, как мне тебя убедить?

– Значит так! – он сдвинул брови. – Зная о твоём упрямстве, я понимаю, что не так просто будет убедить тебя в обратном. Но я всё-таки попытаюсь. Мы завтра же поедем в твой офис, и ты мне покажешь это проклятое письмо! Да, а перед этим я разыщу рисунки Полины, чтобы у тебя уже никаких сомнений не осталось, что все эти игры в тайны – совершеннейшая чепуха! Ну, согласна со мной?

– Завтра не получится, меня не пустят в кабинет так просто! Только послезавтра, в субботу!

– Тем лучше, значит, я успею перетрясти домашний архив. Ну что, договорились?

– Договорились!

– А теперь в мастерскую, пока ещё какие-нибудь страшные тайны не вылезли наружу! На сегодня, пожалуй, хватит!

Он решительно завёл мотор и крутанул руль. Я откинулась на мягкую спинку. Мне о многом надо было подумать.

– Митя, – невинным голосом сказала я, заглядывая к другу в кабинет. – Мне нужна твоя помощь.

– Минутку, Саш… – он рассеянно взглянул на меня, нехотя оторвавшись от своего любимицы – огромной чёрной фотокамеры. – У тебя что-то срочное?

– Я подожду.

Я присела в кресло и крутанулась разок вокруг себя. Голова сразу же закружилась. Впрочем, она идёт кругом у меня вот уже пять дней… Неужели всего пять?

– Ну, всё, – он отряхнул руки и наконец улыбнулся. – Рад тебя видеть, Шурка. Тебе очень идёт этот цвет.

– Голубенький? – я подула на кончик своего нового шёлкового шарфика. Раньше он висел у Андрея в дальнем углу мастерской. – Мне тоже очень нравится.

– Васильковый, – поправил он меня и застыл, не отрывая от меня глаз. На его лице разгоралось возбуждение явно не романтического характера. Я знала этот его взгляд, ещё со школы. – Саш, посиди так. А лучше вон туда встань. И накинь на себя это!

Он рывком сорвал с вешалки какую-то жёлтую тряпку.

– Ты что, Мить, зачем?

– Иди, говорю, и не возражай. Такой кадр!

– Может быть, лучше кого-нибудь другого пофоткаешь, а? – я попыталась отъехать назад.

– Не говори глупости! – он выдернул меня из кресла и потащил вглубь комнаты, к невысокому подиуму, вокруг которого стояли софиты. – Становись сюда.

– Прямо сюда? – я встала посреди площадки и растерянно заморгала. Мне стало вдруг очень неловко.

– Стой! – приказал мне он и кинулся за камерой.

Через минуту яркий свет залил всё большое пространство. Я зажмурилась. А когда открыла глаза, то увидела сумасшедший немигающий взгляд настоящего профессионала. Его реплики стали отрывистыми, а движения – точными и собранными, как у рыси перед прыжком. Я чётко выполняла все его приказы, понимая, что теперь сопротивляться бесполезно. Убьёт. Через час мучений сил у меня больше не осталось.

– Может, хватит, Митенька? – жалобно сказала я. – У меня спина уже отваливается…

– Ну, ладно, – милостиво разрешил он, – отдыхай, так уж и быть.

– Уф-ф-ф! – я резво спрыгнула с подиума и рванула в другой конец помещения, пока он не передумал.

– А как же твоя спина, Ковалёва? – рассмеялся он.

– Прошла! Совершенно невероятным, сказочным образом! Мне противопоказаны такие фотосеансы, Митенька. Видишь, весь организм сопротивляется!

– Организм у неё… – хмыкнул он. – Странная ты девушка, Шурка. Все бабы любят это дело, ещё бы и меня понукали, а ты… Кстати, а ты чего пришла-то?

– Я? – я поправила сбившийся шарфик. А правда, зачем он мне нужен был? А, вспомнила! – Мить, у меня к тебе большая просьба…