Это был удар ниже пояса, причем для обоих. Брегич тяжело задышал, покраснел.

– Дядя Драган, не рви мне душу. Я подчиняюсь приказу. Сейчас мы забрали десятерых раненых. Последних лежачих вывезем завтра, не позже одиннадцати утра. Но технику и людей я обязан сегодня вернуть в город в казармы. На рассвете начинается отвод войск из края.

Милич молчал, все еще не веря в происходящее.

– Звони своему начальству, звони в министерство, проси подкрепление, – посоветовал Брегич. – Сейчас семнадцать тридцать. Охрана госпиталя с двадцати часов переходит под твою ответственность. Почему тебя не предупредили заблаговременно – убей, не знаю. Везде сейчас хаос. Прости, я не могу оставить тебе своих ребят. Сколько у тебя людей?

– На эту ночь больше семи человек не смогу собрать. Слишком много объектов.

Брегич надул щеки, медленно выдохнул.

– Ладно, давай так. Тяжелая техника уже вся ушла за Приштину, но в Глоговаце остается арьегард. Пара бронемашин, рота связи плюс два взвода отсюда. Пусть твои хорошенько запрутся изнутри, а несколько человек контролируют периметр. Если вдруг кто-то снаружи попробует прорваться в госпиталь, у твоих парней будет время вызвать подмогу. Тревожная группа будет всю ночь в полной готовности, по сигналу через пятнадцать минут будет здесь. Частоты те же, что обычно.

Брегич поднялся, крепко пожал Миличу руку.

Шаталов припарковал пикап у ограды госпиталя. Из ворот выехала полицейская машина. Рассерженный Милич сидел на переднем сиденье, сложив руки на груди, и Шаталова не заметил.

* * *

Йован Слович окликнул Ясну в перевязочной:

– Ясна? Вам разве не передали? Вас внизу ждет какой-то полицейский в штатском. Уже полчаса, наверное!

Ясна бинтовала голову бледному пареньку-артиллеристу.

– Полицейский? – удивленно переспросила она, посмотрела на часы. – А, полицейский!

* * *

Шаталов с букетом полевых цветов за спиной стоял чуть в стороне от главного входа, покачивался с пяток на носки. Из дверей быстро вышла, почти выбежала Ясна. Порыв ветра взметнул халат, как белые крылья за ее спиной.

– Извини, пожалуйста, я совсем закрутилась! – улыбнулась она и чмокнула Шаталова в щеку. – Сейчас переоденусь и спущусь, ладно? Я быстро, честное слово!

– Погоди, не надо…

– Идти в кафану в халате – так себе идея! – убежденно сказала Ясна. – Здесь, между прочим, женщинам вообще в кафаны как-то не принято ходить. А единственный ресторан закрылся еще до моего приезда.

Шаталов извлек из-за спины букет, протянул Ясне:

– Лучшие, что нашлись.

Ясна взяла цветы, внимательно рассмотрела, кивнула:

– Вижу! На лугу, наверное, совсем ничего не осталось. Кстати, добрый вечер!

Довольно уткнулась в букет, испачкав кончик носа в желтой пыльце.

– Очень кстати! И тебе добрый вечер. Замри!

Шаталов провел пальцами по ее носу, осторожно смахнул пыльцу.

– У меня не получится сегодня. Прости. Обстоятельства изменились…

Ясна постаралась сохранить улыбку.

– Обстоятельства? Что случилось? Тебя разыскала предпоследняя жена? Не знаю, что и сказать!

– Срочное дело. Работа. Не могу отложить.

– Работа… Знакомо, – вздохнула Ясна. – Надо бы рассердиться, бросить цветы, наговорить глупостей… Но что-то так неспокойно… Совсем шуметь не хочется. Когда у тебя будет другой свободный вечер?

Шаталов провел ладонью по ее волосам.

– Даже не знаю, Ясна.

Она покачала головой:

– Плохо. Совсем свою жизнь не планируешь. Тогда иди. Хотя не иди!

Ясна шагнула к Шаталову, крепко и долго поцеловала его в губы.

– Спасибо за цветы. Теперь иди.

– Как только я…

Она выставила перед собой ладонь:

– Тщщ! Ничего не говори. Плохая примета. Просто иди.

Шаталов неуверенно сделал шаг в сторону.

– Береги себя! – Ясна взбежала по ступенькам, толкнула тяжелую дверь.

– И ты… – ответил он, но на крыльце уже никого не было.

У ворот госпиталя Шаталов посторонился, чтобы дать проехать женщине на мотороллере. Она была одета в черное, голову покрывал черный платок, завязанный под подбородком, солнцезащитные очки с крупными стеклами скрывали половину лица. Но и оставшейся половины хватало, чтобы отметить резкую, запоминающуюся красоту. Женщина одними губами улыбнулась Шаталову и проехала к приемному покою.

Он вышел за ворота, сел за руль. Что-то шло не так. С полминуты Шаталов сидел неподвижно, перебирая в памяти все события дня, но так и не разобрался, откуда заползла в душу липкая, зябкая тревога. Он завел двигатель и вырулил с обочины на дорогу к Глоговацу.

А женщина в черном поставила мотороллер чуть в стороне от главного входа. Из госпиталя вышел завотделением Слович. Проходя мимо нее, кивнул рассеянно, потом удивленно обернулся:

– Сегодня раньше обычного, Ветон?

* * *

Бек исчезал из квартиры Радо и появлялся снова. Времени на подготовку операции у них было всего ничего, и то уже истекало. Стол в комнате покрылся слоем топографических карт, синек с чертежами, фотографий и исчерканных эскизов со схемой летного поля «Слатины».

Шаталов сообщил Миличу, что напал на след связных Смука и рассчитывает через них захватить рыбу покрупнее. В другое время комиссар заинтересовался бы и потребовал подробностей. Но сейчас все силовые структуры в крае лихорадило. Военные уходили насовсем, и перед каждым полицейским вставал сложнейший выбор: эвакуироваться, пока не поздно, или остаться – на свой страх и риск. Милич мотался между Глоговацем и Приштиной, а больше Шаталову отчитываться было не перед кем.

Он познакомил Бека с Маевским. Те на удивление легко нашли общий язык. То ли Маевского поменяла первая боевая вылазка, то ли мудрый Бек лучше разобрался в эмигрантской психологии.

Шаталов незаметно для себя стал все больше полагаться на Цветко. Школьный учитель оказался настоящим бойцом и толковым помощником. После Селины, когда они уезжали из госпиталя, Цветко показал Шаталову дрожащие пальцы.

– Это скоро пройдет, Радо? – спросил он.

– Пройдет, – сказал Шаталов.

– Я никогда раньше не стрелял в… живое.

Цветко и Небойша два дня прятались в виноградниках, по заданию Бека наблюдая за аэропортом. Аккуратно записывали все, что видели. Во сколько сменяется караул на блокпостах, какие здания под охраной, где расположился командир, приезжают ли посторонние.

Шаталов провел с ними несколько часов и был вознагражден: на крыльце одного из зданий появился знакомый по фотографиям десятник Смука по имени Куштрим.