Автономный дрейф - Владимир Макарычев

Человек счастлив тогда, когда он любит женщину, свою землю и борется за все это.

До выпуска оставалась неделя. Еще год назад всем курсантам четвертого курса Киевского высшего военно-морского политического училища выдали «мичманки» и присвоили старшинские звания. Кроме этого, произошли и другие изменения в курсантской жизни. Они уже не несли караулов и ходили в наряд по столовой только старшими смены. Женатых каждый день отпускали в увольнение с ночевкой. Холостяки же бегали в город самовольно, через забор.

Для Алексея Коркина последние дни до производства в офицеры тянулись утомительно. Новенькая форма морского офицера была пошита, белая и черная фуражки хранились в ротной баталерке. Все с нетерпением ждали дня, когда на торжественном построении каждому вручат кортик и погоны.

Погода стояла по-летнему жаркая и солнечная, но в тени каштанов, которые окружали училище и зеленым навесом накрывали весь Подол, зноя не чувствовалось. Голуби лениво ворковали и гулькали, при этом медленно и гордо прохаживаясь возле деревьев по выжженному яростным солнцем асфальту. Умные птицы, как и жители этого старинного городского района, предчувствовали приход новых событий. Громкая музыка флотского оркестра, стечение большого количества народа, звон монет, которые по традиции бросали над строем бывшие курсанты, вот-вот должны были взорвать размеренность и кажущуюся тишину большого города. Так происходило каждый год на пятачке, прозванном Красной площадью. Трудно сказать, что привлекало сюда пернатых со всей «сковороды». А сам Г. С. Сковорода[1], отлитый в памятник, безразличными чугунными глазами каждый год наблюдал за живой суетой «сковородинских» голубей и «красноплощадных» курсантов.

Без пяти минут лейтенанты в эти дни упивались наконец-то полученной свободой. Многие вели себя так, словно с окончанием училища жизнь остановилась в своем развитии. Каждый день случались происшествия как в личном, так и в общеучилищном масштабе. Смешное часто шло рядом с трагедиями.

Как-то ближе к обеду, когда будущие офицеры возле баталерки приводили в порядок парадную форму, вбежал курсант второго курса с известием:

— Второкурсников на речном вокзале бьют!

Второй и четвертый курсы являлись одним батальоном, поэтому многие курсанты не только общались, но и дружили. Традиционно перед производством в офицеры выпускники передавали свои расклешенные брюки младшим. Особенно ценились шитые из черной шерсти бескозырки. Не только за эстетичность, но и за дефицит. Выпуск такого морского головного убора был прекращен еще в 60-х годах. Носили старые бескозырки, как правило, на затылке или набекрень. Новые же никто не любил. Моряки пренебрежительно называли их «аэродромами».

В едином порыве выпускники бросились выручать младших собратьев. Смяв дежурившего на КПП мичмана дядю Мишу, толпа из человек сорока устремилась по набережной Днепра к месту происшествия. Многие даже переодеться не успели. Один бежал в огромной офицерской белой фуражке и курсантской форме, другой — в парадном кителе, одетом на голое тело. В это время над крышей курсантского клуба на шесте затрепетала огромная тельняшка, сигнал курсантской тревоги. Самовольщики знали, что если среди дня поднята тельняшка, следует срочно возвращаться в училище. Значит, ожидается внеплановая проверка или произошло чрезвычайное событие.

Все, увидевшие сигнал «курсантской тревоги», начали собираться на набережной Днепра рядом с речным вокзалом. Правда, потасовки не было. Просто два армейских патруля поймали нескольких моряков-самовольщиков. Но те не подчинились и вступили в перепалку с комендантским патрулем. Неприязнь между моряками и сухопутчиками существовала традиционно. Находясь в гарнизонном патруле, моряки придирались к курсантам-армейцам из высшего общевойскового командного училища, а те, в свою очередь, к «мореманам». Постепенно толпа зевак рассосалась, а незадачливых нарушителей воинской дисциплины отправили на гарнизонную гауптвахту. За такие проделки, особенно на первых курсах, из училища отчисляли. В этот раз все обошлось.

Но самые интригующие события в этот период происходили в киевских семьях. Все повторялось с завидной регулярностью, из выпуска в выпуск. Мамаши старались использовать последнюю возможность выдать своих дочерей за будущих офицеров. А завтрашние лейтенанты, особенно закоренелые холостяки, всячески стремились уйти от такой ответственности. Не всем это удавалось, многие попадали в удачно расставленные сети любви.

Матерей можно было понять с чисто практической стороны. Они все три года принимали потенциального жениха, кормили и пестовали его. В конце концов, просто желали счастья своему ребенку. Физически здоровые, с высшим образованием и офицерским будущим, курсанты военных училищ, как племенные бычки, являлись качественным товаром. И все знали его высокую цену. Из выпуска в выпуск передавалась ставшая хрестоматийной история. Мать незадачливой невесты пришла к начальнику политотдела училища со словами:

— Ваш курсант Иванов не хочет жениться на моей дочери, а она от него ждет ребенка. Примите меры и заставьте его стать отцом будущего гражданина Советского Союза.

Для большей убедительности добавила:

— Нужно будет, дойду до ЦК партии, до самого Брежнева! Все увидят, как вы готовите будущих защитников Отечества.

Голос ее звучал с безапелляционной убежденностью, а глаза горели справедливым гневом.

Начальник политического отдела училища повел себя странным образом. Не спеша налил из стоящего на столе графина воды в стеклянный стакан и протянул его сидящей перед ним даме. Увидев в его жесте желание примириться, она с благодарностью потянулась всем телом за стаканом. Убеленный сединой контр-адмирал, наверное, тоже воодушевился, когда увидел внушительную грудь дородной женщины, занявшую половину его огромного адмиральского стола. Но он неожиданно отодвинул стакан. Так повторилось несколько раз. Женщина протягивала руку, а начпо отодвигал стакан с водой. Увидев, что лицо посетительницы медленно, но уверенно покрывается малиновой краской, сказал:

— Вы желаете воды, а я дать не хочу. Вот и спросите у своей дочери, почему она дала?

После короткой паузы, выждав, чтобы женщина лучше поняла смысл его слов, продолжил:

— Все происходило между ними по доброй воле и в первую очередь с согласия вашей дочери. Поэтому я не имею права заставить будущего офицера жениться против его воли. Получается неравный брак. Все равно что при самодержавии. К тому же ваш жених — уже офицер и вышел из-под моего подчинения.

Подобные истории излагались по-разному, но приводили всегда к одному: побеждала офицерская и мужская солидарность. В жизни, однако, все оказывалось гораздо сложнее. Молодые офицеры тогда смутно понимали смысл стихов, которые с юмором читали им курсовые командиры в курилках. Про капитана, ожидающего решения партийного бюро за любовные связи вне брака: