Я успела слишком много – выбрала всю свою квоту мужчин, записалась в матери-одиночки, потеряла последнюю подругу и больше не доверяю маме.

Из зеркала на меня смотрела несчастная тридцатилетняя женщина – бледно-зеленая и с кругами под глазами.

Вот так, за один день, я перемахнула этот барьер из сияющей молодости, когда можешь всю ночь пить и наутро бежать в универ, в зрелость, когда наутро фотография в паспорте выглядит лучше, чем ты.

Так я провела последний день моей молодости.

Ночью в колбу песочных часов упала последняя песчинка, и чья-то сияющая рука перевернула их, полностью переменив мою жизнь.

В воскресенье ни свет ни заря позвонила мама.

– Ты с кем-нибудь празднуешь, Евочка? – Отличный вопрос в семь утра.

– Нет, я хотела спать… – пробормотала я, еле удерживая телефон возле уха.

– Может быть, приедешь ко мне, посидим? У меня твой любимый тортик.

Она не помнит, что медовик я перестала любить много лет назад, сразу, как вышла из возраста, когда все сладкое вкусно априори. Но мама запомнила только то, как в десять лет я упрашивала ее сделать на мой день рождения два торта – один гостям, а другой только мне. «И больше никаких подарков не надо!»

Конечно, мама сказала, что это все глупости, от целого торта у меня будет диатез, диабет и попа слипнется. Но последний оставшийся кусочек отдала, поэтому я была почти счастлива.

Зато сейчас, когда я приехала к ней в гости прямо с утра, следуя заветам Винни Пуха, мне заявили, что тортик мой целиком. У мамы сахар шалит, ей хватит маленького кусочка.

Мечты сбываются. Как обычно – с опозданием.

Я-то сейчас с гораздо большим удовольствием съела бы маринованных огурцов. Говорят, помогают от токсикоза. Но признаваться маме в таких экзотических желаниях чревато, может и догадаться.

А я еще ничего не решила.

Хотя…

Если вспомнить раздавленные ягоды рябины на дороге – может быть, и решила.

– Не нравится торт? – грустно спросила мама, глядя, как я ковыряю первый и единственный крошечный кусочек на блюдце.

– Ну что ты, нравится!

– Ой, я свечки забыла! – Мама бросилась копаться в буфете.

В честь юбилея чай для меня накрыли в столовой. Холодная светлая комната с высокими, под потолок, шкафами, в которых за стеклом прятались красивые, редкие и модные сервизы, которые ни разу не осквернялись ни единой крошкой еды. Полированный овальный стол и стулья с гнутыми ножками, салфетки, подсвечники, черно-белые эстампы на стенах… Не знаю, почему мама так упорно сохраняла комнату неизменной. К ней никогда не ходило столько гостей, чтобы для них регулярно нужна была столовая.

В этом антураже особенно уместно смотрелись свечки из «Фикс прайса», изображающие цифру «30». Мама воткнула их в медовик и заставила меня задуть.

– Загадала желание?

– Да, мам.

– Смотри, мне не говори!

Зачем говорить, что я давно не загадываю желания в день рождения или в новогоднюю ночь? Они все равно не сбываются. Или сбываются не так. Или сбываются частично. Могут и полностью, но никакой корреляции с тортами, свечками, курантами и шампанским я так и не нашла.

Мы помолчали.

Я прислушивалась к тому, что творится внутри меня. Где-то там тикает часовая бомба, которая готовится взорвать мою жизнь. Но не все ли равно, когда это случится? Моя жизнь уже в руинах, и остаются считаные дни до момента, когда все об этом узнают.

– Мам…

Я хотела ей рассказать. Какая разница, когда? Пусть будет сейчас! Но она вдруг вскочила, всплеснула руками:

– Ой, постой, у меня еще конфеты! Может, хоть их поешь? Ты как-то осунулась. Ты не заболела?

Она выбежала и вернулась с коробкой бельгийских трюфелей. Начала распаковывать – суетливо, мелкими движениями.

– Олег заходил? – горько усмехнулась я, кивнув на конфеты.

– Что? – Мама удивилась – Нет, я тебе тогда сказала, что он перестал ходить, с тех пор и не видела. А ты соскучилась по нему? Позвонить? Он обрадуется. Он тебя поздравил?

– Нет, меня пока только ты поздравила.

– Забыла совсем! – Мама снова выскочила из столовой.

Я не успела даже удивиться, что еще, а она уже протягивала мне серебристую коробочку, перевязанную бантиком.

Вот это новость! Мама никогда не дарила мне подарки на день рождения. С детства она рассказывала ужасы, как я тяжело ей далась, как она мучилась всю беременность и, рожая, чуть не умерла. Потому я должна ей подарки в этот день, а не она мне.

– Мам, ты чего? – подозрительно спросила я. Тут впору забеспокоиться, не обнаружился ли у родительницы какой-нибудь страшный диагноз, из-за которого она грехи замаливает.

– Открой!

Я принялась аккуратно развязывать бантик, думая, что делать, если там, к примеру, бомба. Мало ли в какую сторону у мамы крыша уехала. Но в коробке лежал… стеклянный шар.

– Я помню, как ты плакала, когда твой разбился. Ты так любила принцессу внутри.

«Когда ты разбила его практически об мою голову. Я плакала?»

– Взрослая уже была, а ревела. Меня это так взбесило, помню! Большая девка, выпускница, а по игрушке страдает.

«Я что, правда плакала?»

Мне казалось – ходила заледеневшая, как снежная королева, едва роняя слова. Кожа покрывалась толстой коркой льда. Казалось, стоит открыть рот пошире – и она потрескается и осыплется сверкающей крошкой.

– Только я не нашла с такой же принцессой.

Эта принцесса была в белом платье, а не в розовом. Брюнетка с короткими волосами, а та была блондинка.

– Зато эта больше похожа на тебя, как думаешь?

– Не знаю, мам.

Я положила шарик на стол. Хотелось бросить его в стену и посмотреть, как падает искусственный снег, но потом подумала и переложила подальше от края.

Взгляд снова упал на конфеты. Я взяла коробку, повертела – надписей по-русски не было, купили за границей.

Мама почему-то отвела глаза.

– Мам? Они откуда? Я думала, тебе их Олег принес, как в прошлый раз.

– Олег? – Мама так сильно удивилась, что я сразу поверила. – С чего бы вдруг?

– Откуда тогда? Они дорогие и не везде продаются. Кто-то из подруг?

Мама опустила глаза:

– Нет, ты что, они никуда не ездят.

– Кто же это?

– Что ты все допрашиваешь! – взорвалась она.

Я сразу положила коробку на место, взяла свой стеклянный шарик и встала, чтобы пойти домой.