Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне сложно было отвести от Лены глаза. Она прикусила губу – волнуется или предвкушает? Она глубоко вздохнула и поморщилась – да, у нас тут не духами Яра пахнет. Она в нетерпении топнула ногой в замшевом ботильоне – всего тридцать пять секунд, неужели так торопится?
Я знала, куда она торопится, но не знала, зачем.
Если бы я была понаглее, попроще – в общем, другой! – то сейчас завела бы разговор о погоде, о природе и невзначай заметила «я вас тут раньше не видела, вы к кому?», как бдительная соседка.
Но она и так два раза покосилась на меня, потому что я слишком уж откровенно на нее пялилась.
«Мне сложно этого не делать. Я не дышу уже почти минуту. Острая боль в сердце не дает».
Я только судорожно всхлипнула, когда лифт выплюнул меня на десятом этаже и поехал дальше. Вопреки всем доводам разума я осталась на лестничной клетке и слушала, что происходит этажом выше.
Стук каблуков.
Неприятный блямс створок лифта.
Длинный звонок.
Пауза.
Не дышу.
Скрежет замка и удивленное «Оу!» Яра.
Чуть более явные колокольчики в смиренном: «Поговорим?»
Каблуки.
Хлопок двери.
Скрежет замка.
Тишина.
Очень-очень медленно и тихо, словно кто-то где-то тоже стоит и слушает, что тут происходит, я достала ключи, аккуратно отперла дверь своей квартиры и бесшумно закрыла ее. Так же медленно разделась, раскладывая одежду по местам и разглаживая морщинки на ней.
Все так же плавно и тихо, словно в толще воды, прошла в спальню и легла на кровать, зажав ладони между коленей. Но потом перевернулась и уставилась в потолок.
Может, зайти? Подняться, отпереть дверь своими ключами, поцеловать Яра в губы, долго и жарко, обернуться и оценить эффект. Красиво, дерзко! Поднять брови, выслушивая все, что Елена Прекрасная захочет мне сказать. Улыбнуться ей тонко и холодно, бросить Яру: «Ты знаешь, где меня искать» – и уйти.
И повеситься.
Нет. Лучше не знать. Лучше ждать. Лучше верить ему.
Весь вечер я лежала не шевелясь и только слушала, но наверху была тишина. Я сжимала телефон в руке так крепко, что он нагрелся, как от долгого разговора, но так и не зазвонил, и не появилось ни одного сообщения. Даже спамеры этим вечером меня игнорировали.
Соль выступала на сухих, без слез, глазах, они опухали от пристального взгляда в тускнеющий потолок – сначала белый, потом серый, потом почти черный. Я закрывала глаза, и на несколько секунд приходила блаженная темнота… А потом снова смотрела.
Темнота длилась много утомительных часов. Я не знала, спала ли я или грезила наяву, но, когда очнулась, потолок снова был ярко-белым, часы показывали раннее утро, а в телефоне осталось 10 % заряда и не было ни одного сообщения.
Надо было собираться на работу, но руки были налиты свинцом, в голове звенело, и главное – даже в самой отдаленной перспективе не было никакого смысла во всех этих телодвижениях. Мелькнула мысль притвориться больной, но перспектива целый день провести дома наедине со своими мыслями и вариантами развития событий, вслушиваясь в тишину и вглядываясь в белизну, приводила в ужас.
Мелькнула еще одна – позвонить Яру. Жизнерадостно поинтересоваться, почему он не позвонил мне вчера, расспросить о делах. Притвориться, что ничего особенного не происходит.
Но я же знаю, что происходит.
Мне просто страшно. До онемевших рук и подгибающихся ног.
Собиралась я механически: сумка, ключи, съесть бутерброд, преодолевая тошноту, сварить кофе, стараясь не заплакать. Запереть дверь, подергать ручку раз, второй, да и хватит, какая разница.
Путь до работы представлялся бесконечно длинным, как кругосветное путешествие с тремя пересадками на метро. Даже спуститься в лифте – уже подвиг, а впереди еще восемь часов работы с перерывом на обед.
Но я заставила себя сделать несколько шагов. Потихоньку, шаг за шагом.
Шаг. За шагом.
И однажды я доберусь. А потом обратно.
Шаг за шагом.
И дышать.
«Лендровер» стоял у дороги, перегораживая выезд всем остальным, рядом топтался Яр. Мимо не проскользнуть. Ждал?
Увидев меня, он замер и сипло выговорил:
– Ева…
Я подошла к нему молча, не зная, что сказать, не находя слов и страшась ответов на вопросы. Но он и так знал все, что я могла бы спросить.
– Не знаю… – ответил Яр на мое молчание. – Ничего не знаю. Надо тебе что-то сказать, а я не знаю, с чего начать.
– С начала, – подсказала я. Внутри корчилась в предсмертной агонии крошечная новорожденная надежда по имени «а вдруг я все не так поняла». – С цирка.
– С какого… – начал Яр и осекся. Вспомнил, наверное.
Порыв резкого осеннего ветра бросил в меня горсть капель дождя и острый запах «Dior Homme». Если бы мне в горло воткнули нож, не уверена, что было бы больнее.
– Цирк… – повторил Яр. – Да, я приехал, и там начался цирк. Лена забрала заявление о разводе и дележе имущества. Сказала, что не хочет ни того, ни другого. – Он помолчал и тоскливо добавил: – Как я орал…
– Она же… – Я сглотнула. – Ты что, поверил?
– Нет, Ева, я не идиот… – Яр похлопал по карманам джинсов и рубашки, как делают давно завязавшие курильщики, вспоминая, что с собой ничего нет и не будет. – Конечно, она увидела, что мои дела пошли на лад. Благодаря тебе!
Он качнулся в мою сторону – поцеловать? обнять? – но словно забыл, зачем. Растерянно посмотрел взглядом больного спаниеля, но я отвела глаза.
– Захотела отгрызть еще кусок… – продолжил он, щурясь на серое ноябрьское небо. – Я предложил ей все остальное: лондонскую квартиру, замороженные счета, а там много. Разве что студию было жалко, только раскрутил же.
Он помолчал, пытаясь перевернуть носком начищенного черного ботинка прилипший к зеркально-черному мокрому асфальту желтый листик. Тот держался, как нарисованный.
– В итоге, знаешь, часов через шесть переговоров и крика предложил даже студию. Наплевать. Заработаю еще. – Он опять помолчал, собираясь с силами. И припечатал:
– Она отказалась.
Пока все идет хорошо, лишь бы это подольше не кончалось, как говорил падающий с небоскреба.
Зачем мне его деньги, если мне нужен только он?
– На этом разошлись. Я – думать и совещаться с юристами. Она…
Он резко вдохнул.
Я уже знала, что сделала она. Но хотела услышать от Яра.
– Она приехала вчера ко мне. Ждал тебя, а вошла Лена. Вся… как раньше. Сияющая. Яркая. Королева.