— Видишь? Ты летаешь! Я же говорил! Приготовься, освобождение уже близко! — смеялся Безумное Облако.

Бросив безвольное тело на пол, тантрист запрыгал по нему, высоко вскинув голову, закатив глаза и нечленораздельно подвывая.

Умара прижала ладони к щекам, не отводя остановившегося взгляда. Можно воспользоваться тем, что безумец увлечен своим страшным занятием, и бегом добраться до выхода… а если заметит? По усеявшим склон камням трудно бежать, зато легко упасть и расшибиться или подвернуть ногу. Этот разгоряченный безумец легко ее догонит…

Тантрист тем временем снова поднял тело, уже мало походившее на человека, и с размаху ударил им по колонне, которая поддерживала массивный архитрав — кедровую балку в основании свода. Удар оказался настолько сильным, что колонна надломилась, архитрав просел и сверху посыпались огромные камни. Воздух наполнила молочно-белая пыль. Умара отчаялась, сообразив, что дорогу к выходу ей теперь преграждает здоровенная каменная куча. Ее надежда выбрать момент и быстро выскочить наружу окончательно рухнула вместе с частью свода. Хуже того, в двери теперь, пожалуй, вообще невозможно было выйти. Зато вылезти в окно стало легче, потому что под ним образовалась небольшая насыпь из щебня. Но путь к окну пролегал совсем рядом с площадкой, где обезумевший аскет все ломал и ломал кости наверняка уже мертвой жертвы.

— Ну что ж, осталось только совершить жертвоприношение хома, и на этом для тебя все закончится! Ты отправишься прямиком на небо! — выкрикнул Безумное Облако, с губ которого летела пена.

Девушка жалась к колонне, чувствуя слабость в коленях. Изо рта человека, которого она давно уже считала мертвым, вылетело вдруг жуткое бормотание:

— Но ты не можешь предать огню мои вещи!

Несмотря на чудовищные раны, наркотическое питье Безумного Облака не позволяло настоятелю испытывать боль или страх. Он вообще вряд ли понимал, что происходит, но по-прежнему помнил, что несет ответственность за сокровище.

— Ты ничего не почувствуешь! Не бойся! Вперед, навстречу апсарам! Воображай, как ты полетишь к небесам! — бормотал Безумное Облако, вливая еще один глоток дурманящего напитка в горло Буддхабадры и снова поднимая его, чтобы закружить.

Один оборот, другой…

Несмотря на шок, Умара не смогла удержаться и стала считать обороты.

Затем безумец бросил тело на пол и достал кинжал, чтобы схватить рукоять обоими руками. Страшное лезвие сверкнуло над его головой.

— Саткармани! Саткармани! — в экстазе восклицал он точно в те мгновения, когда его руки вновь и вновь низвергались на грудь Буддхабадры.

Когда этот жестокий танец-обряд завершился, у ног тантриста лежало уже совершенно мертвое тело.

Умара этого не знала, но словом «Саткармани» именовались шесть магических действий: возбуждение и обездвиживание, сеяние вражды и умиротворение, убийство и врачевание. Они составляли основу тантрического ритуала крура, который обычно исполнялся символически, но на сей раз был разыгран вполне буквально.

Вскрыв кинжалом грудную клетку жертвы и откинув верхнюю часть, будто крышку коробки, Безумное Облако извлек оттуда кровавый комок — должно быть, сердце — и торжественно поднес к губам.

Умару замутило, но отвести глаз она не могла.

Покончив с жуткой трапезой, Безумное Облако завалился на спину и замер. Вскоре послышался непонятный хрип.

Девушка вытянула шею присмотреться и поняла, что убийца Буддхабадры, очевидно, просто храпит во сне. В три прыжка она преодолела открытое пространство, подобралась к окну, куда теперь в одно мгновение можно было забраться по груде камней, как по лестнице. Однако Умара медлила в опаске, что камни могут покатиться. Сначала эту груду следовало осторожно испытать на прочность.

Совсем рядом лежал ужасающий, растерзанный труп Буддхабадры. Остекленевшие глаза вперились в обрушенный свод.

Девушка содрогнулась.

Кровь стучала в висках; затаив дыхание, Умара прислушивалась к храпу убийцы — что, если проснется? Совсем неподалеку лежала кожаная сумка. Стоило сделать пару шагов и протянуть руку…

Храп прекратился. Умара замерла, вообразив, как сумасшедший открывает глаза и бросается на нее. Несколько мгновений она неподвижно смотрела на убийцу, опасаясь даже шевельнуться, но этот страшный человек вскоре опять захрапел.

Умара потянула сумку к себе за уголок. Из раскрытой горловины вдруг что-то выпало; в страхе, что предмет покатится по камням, девушка едва успела подхватить его и опешила — в ее руках оказалась красивая деревянная коробочка. Лихорадочно затолкав ее под широкий вышитый пояс, Умара на цыпочках стала отступать и решилась наконец шагнуть на щебень. Камни не катились. Тогда она кошкой взлетела по насыпи и перемахнула через подоконник. Когда после ее отчаянного рывка несколько мелких камешков все же запрыгали вниз, она уже со всех ног неслась прочь от пагоды.

Рыхлый горячий песок мешал бежать, но она, подстегиваемая ужасом, как будто не замечала этого. Над изломанной барханами линией пустынного горизонта загорались первые звезды. Только когда развалины были уже не видны и показались дома на окраине города, Умара, задыхаясь, замедлила бег.

С ног до головы ее покрывала белесая пыль, на левом колене появилась кровоточащая ссадина, подол надорван — наверное, зацепила, когда пролезала в окно. Спрятавшись в аркаде неподалеку от входа в родительскую усадьбу, девушка тщательно отряхнула одежду, замаскировала складками порванное место, кое-как уложила волосы и, словно простолюдинка, «умылась», послюнив ладонь.

Затем постаралась принять безмятежный вид и вошла в дом.

— Умара! Мы тебя ищем с самого утра! Ты меня с ума сведешь! — вскричала тучная Голеа, бросаясь к своей обожаемой подопечной.

— Ничего страшного не случилось, просто я гуляла и немножко заблудилась… А потом нашла дорогу, но решила сперва отдохнуть… под финиковыми пальмами… А потом я пошла… и пришла!

— К счастью, твой отец ничего не знает… Он сегодня уехал на охоту, по обыкновению на пару дней. Но если ты снова исчезнешь, я все ему расскажу, так и знай!

— Я цела и невредима, дорогая моя Голеа! Разве не это главное? — промурлыкала девушка, нежно обнимая воспитательницу.

Будучи дочерью важного духовного лица, Умара умела молчать, когда надо. Она с детства привыкла к множеству запретов. Например, ей строго воспрещалось произносить при иноверцах ритуальные формулы на сирийском языке, предназначенные для торжественных богослужений. Или обсуждать при посторонних, сколько же начал скрывается в Христе: одно или два. Второго взгляда, как известно, придерживались, в отличие от несториан, все прочие христиане, но рассуждать на эту тему и проповедовать язычникам дозволялось лишь тем, кто имеет сан… Нельзя было называть Деву Марию Богородицей, но только Христородицей, так как она, согласно несторианскому учению, родила не Бога, а человека… Умара привыкла следить за словами и молчать.

Вечером, оставшись одна в своей комнате, она извлекла на свет шкатулку, поставила рядом свечу и хорошенько рассмотрела сокровище. Судя по аромату,