оппозиция стала сильнее. Возможно, он вполне разумно сомневался, стоит ли мера, сама по себе желательная, разлада, который она, вероятнее всего, вызовет. В такой ситуации необходимо отношение благоразумной сдержанности, но вместо этого Вильгельм продемонстрировал способность оценить аргументы каждой стороны и всем сердцем принял их – поочередно. В речи в феврале 1892 года, произнесенной без ведома министров, он открыто высказал свое мнение – прибил свой флаг к мачте. Мачта, однако, не выдержала шторма, и уже спустя три недели он дал указание изменить законопроект так, чтобы удовлетворить требования оппозиции. Тот факт, что канцлер, министр образования Цедлиц и Микель после этого подали в отставку, не помешал его охотничьим планам. Прошение об отставке Каприви он снабдил следующим замечанием: «И не мечтайте. Сначала завести телегу в грязь, а потом бросить там кайзера – так нельзя. Каприви совершил ошибку, все это видят. Его уход сейчас стал бы национальным бедствием, и потому он невозможен».

В другой раз он сказал: «Это я увольняю министров, а не они меня». В этом он следовал по стопам деда, который, когда министры пытались уйти в отставку из-за того, что им не нравилась та или иная политическая ответственность, им порученная, расценивал это как «неверность» и «неподчинение», считал, что его покидают в тяжелом положении, и отказывался их отпустить. При этом он сам угрожал отречением, если не добьется подчинения.

Инцидент проливает свет на теорию правительства Вильгельма и германскую конституцию. Император считает себя в положении землевладельца, который имеет полную свободу в выборе бейлифов, чтобы управлять его поместьями для него. Быть избранным бейлифом – одновременно и привилегия и обязанность, и любая попытка уклониться от должности означает отсутствие уважения и совести. Работа бейлифа – управлять поместьем к всеобщему удовлетворению, при этом взгляды одних людей (особенно владельца) рассматриваются внимательнее, чем других. Император – просвещенный монарх, – радеющий о благе подданных, обращает внимание на общественное мнение, точнее, на свое представление о том, каким должно быть общественное мнение, но это его ни к чему не обязывает. Рейхстаг, принимая решение о желательном курсе, руководствуется желаниями императора. Если канцлер просчитался и настроил против себя важную часть людей, считавшихся значимыми, он и должен был все исправить, если надо, за счет последовательной политики. Вопрос о том, чтобы позвать человека, требовавшего другой политики, и доверить ему ее исполнение, не ставился.

Последовавший кризис был разрешен принятием отставки одного министра, убеждением другого и отказом третьему. Цедлиц ушел, Микель остался, Каприви остался канцлером и передал премьерство Пруссии Бото Эйленбургу, реакционному кузену Филиппа. Поскольку Каприви остался президентом федерального совета, а значит, и главой прусской делегации, это привело к аномалиям. Получилось, что человек, решающий, как Пруссия должна голосовать в федеральном собрании, и человек, решающий, какой должна быть политика Пруссии, оказались разными людьми. Хотя Вильгельм ожидал, что это временная мера, она продержалась два нелегких года – достаточно долго, чтобы все поняли: такое не должно повториться.

Школьный законопроект канул, не оставив следа, к большому неудовольствию его церковных сторонников. Это не играло роли в Пруссии, где малочисленность католиков ослабила центр. Но в империи в целом, где не применялись ограничения, это существенно усложнило задачу Каприви. Это было ярко проиллюстрировано армейским законом в 1892–1893 годах. Хотя условия договора между Францией и Россией, заключенного в 1891 году, держались в секрете, о его существовании было открыто объявлено. Всеобщее внимание было привлечено к тому факту, что Франция, имеющая меньшую численность населения, чем Германия, обучала на 30 000 призывников больше каждый год. В ответ Каприви предложил увеличить численность германской армии в мирное время на 90 000 человек. С целью сделать привлекательным самое крупное увеличение армии с момента основания империи Каприви предложил снизить срок службы с трех лет до двух, а септеннат с семи лет до пяти. Поскольку большинство рекрутов уже отправлялись домой через два года, а финансовая основа почти всегда требовала пересмотра до истечения семилетнего срока, уступки были скорее мнимыми, чем реальными. Но германские консерваторы, как и их коллеги из других стран, придавали большое значение видимости, а Бисмарк уже нанес поражение рейхстагу относительно трехлетнего периода в 1862–1866 годах и относительно семилетнего периода в 1887 году. Вильгельм стал считать любые изменения предательством деда, и потребовалось восемнадцать месяцев ожесточенных споров, прежде чем он наконец сумел выбрать между увеличением на таких условиях или отсутствием увеличения. Он не желал казаться слабым в глазах тех, кто ожидал от него силы, и не обращал внимания на утверждение Каприви, что они принимают тень силы за реальную силу, мечтая обеспечить и то и другое. Он даже заговорил о перевороте, который должен был ликвидировать всеобщее избирательное право и дать ему сговорчивый рейхстаг. Его остановило напоминание, что любой подобный шаг приведет к конфликту с другими принцами и ударит по основам империи. В конце, однако, после выборов в июне 1893 года, когда оба крыла укрепились за счет прогрессистов и центра, его упрямство принесло некоторые плоды. Рейхстаг принял компромиссное решение: без официального отказа от трехлетней службы планировать и обеспечивать только двухлетнюю. Вильгельм не стал откладывать норвежский круиз, дожидаясь окончательного голосования.

Подобные противоречия не добавляли престижа администрации. Некоторые другие вещи тоже помогали ее дискредитировать. Главный поток брани лился из окрестностей Гамбурга. Бисмарк всегда умел ненавидеть, и его досада из-за отставки вкупе с непривычным состоянием незанятости нашла выход в серии статей и речей, направленных против министров Каприви, самого Каприви и, более осторожно, против кайзера. Ему намного успешнее удалось организовать симпатию к себе в отставке, чем когда он занимал высокую должность (хотя в 1895 году внесенное в рейхстаг предложение поздравить его с восьмидесятилетием было отвергнуто 163 голосами против 146). Бисмарк также доказал, что одним из аспектов величия является умение завоевать одобрение за действия – такие как, например, раскрытие официальных секретов, – за которые других бы гневно осудили. Его взгляды на необходимость сильного рейхстага и важность мелких германских государств заслужили широкое одобрение, хотя когда он продвигал эти вопросы, занимая должность канцлера, то не преуспел. Сначала Вильгельм совершил ошибку, пытаясь возражать: «Дух неповиновения широко распространился по земле, закутанный в радужные привлекательные одежды, желая смутить умы моих людей и тех, кто мне предан. Он привлек к себе на службу океаны чернил и бумаги, чтобы скрыть путь, который должен быть ясно виден каждому, кто знает меня и мои принципы».

К большому облегчению окружения кайзера, его план бросить старого государственного деятеля в тюрьму Шпандау по обвинению в государственной измене остался пустой угрозой. Но когда в июле 1892 года Бисмарк