на мостике корабля в открытом море, когда есть только Божественные звездные небеса над головой, – и заглянуть в свое сердце, не усомнится в ценности подобного путешествия. Надеюсь, многим моим соотечественникам в тот или иной момент своей жизни посчастливится получить такой опыт. Это отличный шанс для человека подвести баланс того, что он пытался сделать и чего достиг. Этого достаточно, чтобы излечить любого от завышенной самооценки, что необходимо нам всем».

«Мне часто по ночам не давала уснуть мысль, что в речи, произнесенной накануне, мне не удалось следовать всем ограничениям, касающимся содержания и способов выражения. Которые я установил для себя заранее».

«Не надо связывать меня с моими заметками на полях».

Граф Лерхенфельд, бывший баварским послом в Берлине все время правления Вильгельма, говорил, что, «несмотря на изменчивость его темперамента, нельзя отрицать, что кайзер обладает определенным умом, и, когда положение серьезное, его величество обращается к доверенным советникам, и вовремя». Следует отметить, что, несмотря на его явную симпатию к твердым взглядам, он никогда не назначал на должность канцлера ни Вальдерзее, ни Тирпица, и никто из людей, которых он назначал (кроме Михаэлиса, который был не его выбором), не был явно неприспособленным к этой должности. Не поддался он и на искушения пангерманцев; когда кто-то сослался на то, что может сделать самый фанатичный пангерманец, когда перестает думать, Вильгельм ответил: «Они вообще не умеют думать, в этом и проблема». Более того, некоторые политические размышления кайзера не лишены прозорливости.

«Америка будет становиться больше, набирать силы и поглощать власть Англии до тех пор, пока не создаст англо-говорящую мировую империю, а Англия станет лишь ее аванпостом у европейских берегов».

«Русские будут продолжать забавляться мифами (о своей исторической миссии на Балканах), пока однажды не обнаружат монголов на Урале. Тогда они осознают, только будет уже поздно, в чем в действительности была историческая миссия русских – в защите Европы от Желтой угрозы».

«Я предвидел в 1908 году, что в случае нападения на Европу Желтой угрозы славяне не только не смогут оказать сопротивление, но и перейдут на сторону противника и выступят против Европы».

По утверждению графа Лехтерфельда, не может быть сомнений в добрых намерениях Вильгельма. Он не кривил душой, когда сказал, что искренне интересуется всеми своими подданными, даже рабочими. Один из его приближенных сказал, что кайзер больше лает, чем кусается. Одному послу он трогательно сказал: «На самом деле я не злой человек» – и озадачил другого, заявив с той же искренностью: «Я не сильный человек. Такого надо искать в другом месте». Фразу, которая характеризует его лучше всего, кайзер сказал Бюлову, после того как канцлер раскритиковал его бестактную речь: «Я знаю, что вы хотите мне хорошего, но я такой, как есть, и не могу измениться».

Главные черты Вильгельма, несомненно, были определены его происхождением, воспитанием и окружением. Радикальные перемены в его сложной личности едва ли следует искать, особенно после прихода к власти. Но это вовсе не означает, что предотвратить все происшедшее в действительности было не в человеческих силах. Насколько виноват был Вильгельм в том, что не предпринял больше усилий, чтобы преодолеть свою слабость (или в том, что не был честен с собой и не признавал слабостями некоторые его позиции, описанные в этой главе). Насколько виновато его окружение, подталкивавшее его в неверном направлении, сказать трудно. Необходимо признать грустный факт: две тенденции стимулировали друг друга, и их комбинация нанесла большой ущерб Вильгельму, Германии и всему миру. Имеются все основания утверждать, что у кайзера было три главных дела: сделать свою страну процветающей, выстроить хорошие отношения с Англией (для чего у него были уникальные возможности) и укрепить Европу. На практике он сделал многое (хотя не все намеренно), чтобы развязать войну, в которой Британия была главным звеном антигерманской коалиции, войну, принесшую Германии катастрофу и ускорившую относительный упадок в Европе.

Глава 7

Новый курс

Штабных офицеров учат быть методичными, точными и усердными. Они знают, как добиться максимального результата от команды, и понимают важность определения и закрепления решений по фундаментальным вопросам. Все эти качества были у Каприви, а также хороший ум, высокие стандарты личной честности, а также большое желание добиться общего благосостояния. Он также понимал необходимость ведения за собой народа. Если Бисмарк скармливал истории своим любимым корреспондентам и платил им деньгами, конфискованными у короля Ганновера в 1866 году, Каприви давал информацию всем уважаемым, без учета их политической ориентации. Печально, но факт: такое правильное отношение и приостановка коррупции сделали его скорее непопулярным в прессе, чем популярным. Он удерживал равновесие между гражданской и военной администрацией со скрупулезностью и справедливостью. Именно он, к огромному негодованию Вальдерзее, издал приказ, запрещавший германским военным атташе докладывать о политических делах – только через послов, которым они подчинялись, или с их одобрения. Но вместе с этими положительными качествами были и отрицательные, также характерные для хорошего солдата. Свойственное солдату стремление к точности едва ли способствует свободному обращению с двусмысленностями и намеренным блефом, которые часто являются сутью политики. Инстинкт подчиняться затрудняет отношение к политике как к силовому процессу, в котором интересам общества может в конечном счете лучше послужить отказ сотрудничать, чем согласие. Гольштейн сказал Каприви, что он исторический философ, а не политик. Он был слишком честным, чтобы стать льстецом или дипломатом. Кроме того, он был сдержанным и необщительным субъектом, холостяком, трудно заводившим друзей, и никогда не блистал, как войсковой лидер. Кайзер часто повторял: «Каприви, вы мне ужасно действуете на нервы», на что канцлер отвечал: «Ваше величество, я всегда был неудобным подчиненным». Хотя он понимал необходимость установления хороших отношений с императором, он был недостаточно сильной личностью, чтобы превратить уважение Вильгельма в дружбу. Понимая это, Каприви старался держаться на расстоянии от кайзера и, как правило, общался с ним через посредников, Филиппа Эйленбурга или Кидерлен-Вехтера. Поскольку влияние таких людей было непропорционально положению, которое они занимали, появилась тенденция к «блатному» правительству.

Другим человеком, получившим выгоду, был Фридрих фон Гольштейн. Этот бородатый близорукий холостяк сделал вашингтонское посольство слишком горячим местом для себя, скомпрометировав жену председателя сенатского комитета по иностранным делам, а парижское посольство стало таковым после того, как он поведал о махинациях после Бисмарку. В 1870-х годах он вернулся в Берлин, где счастливая идея наложения жареного яйца на телячью котлету обессмертила его имя в ресторанных кругах. Долгое время просиживая за столом и дополняя официальные бумаги обширной личной перепиской, он познакомился с деталями германской внешней политики и манерами тех, кто ее проводил. И его усердие в работе, и язвительность комментариев подарили ему благосклонность Бисмарка. Однако когда