— А не выпорет губернатор-то за такое?

— Не должен, — улыбаюсь я.

Карл Иванович долго вникал в предложение. Ему не нравилось дублирование полицейских функций. Полицию он контролирует, а эти будут сами по себе. С другой стороны, порядку больше. И возможностей для него лично.

— Очень интересная затея, — сказал он наконец, — что ж, под Вашу ответственность давайте попробуем. Де факто уже охрана есть. Напишите прошение на мое имя, чтобы дать ход делу.

Егора я тоже представил. Они как-то друг другу приглянулись, хоть Егор Тимофеевич и тянулся в струнку, но видна в глазах бесинка, что у того, что у другого. Даже получил разрешение лично докладывать губернатору о состоянии дел. То есть, будет Егор заносить долю малую.

— И подумать не мог, что так высоко залечу, — выдохнул он после аудиенции.

— Не подведи теперь.

— Никак не можно. А с цыганами что прикажешь делать?

— А что с ними не так?

Цыган мои родственники два раза побили. Двум баронам зубы повыбивали. Один табор уехал. И два остались. Теперь поют и пляшут под присмотром. Но оказалась, у древнего народа очень интересная функция: наблюдательность и умение входить в расположение к различного звания людям.

Был такой эпизод в моей оперативной жизни. Правда, на прямую моей работы не коснулся. Приехал в Мереславль табор цыган из Узбекистана. По-русски почти не говорят. Потом выяснилось, что их распределили «старшие», кому куда. Центральные улицы заполнились полосатыми восточными халатами и клянчащими детьми, женщинами и парнями. По нашей линии мы, кроме насвая, ничего не видели. Зато отметили некоторую системность в выборе иногда не самых людных мест для выпрашивания подачек. Не подают там, а он сидит день за днем. Нарисовали схемы мест сидения и посоветовались с куратором от чекистов. Тот бумагу забрал, а через несколько дней все цыгане исчезли. Места совпали с кабелями секретной связи и еще с чем-то, о чем нам так и не сказали. Такой вот полезный народ.

— Понял, — ответил я после расклада оперативной обстановки, — распредели их по направлениям. Кому купцы, кому баре. Сначала пусть высмотрят, что смогут. Заплатишь немного. Потом будем задания давать.

Егор ускакал. Пора и нам собираться. На прощание Баумгартен обнял меня в своем кабинете и вполголоса сказал:

— Вам нужно бежать. Я дам подорожную. В Америку или в Китай.

— Неожиданно и заманчиво. Так все плохо?

— Не спрашивайте более. Решайтесь сейчас.

Глава 17

Баумгартен все свел к шутке. Мол, мои таланты могли оценить по достоинству в Европе или Америке. Но глаза его выдавали беспокойство. Шутку я не оценил. Понятно, что про Китай он сказал, чтобы придать туману фразе. И указать на мое предполагаемое появление оттуда. Мол, шел бы ты, друг милый, туда, откуда пришел.

Я просчитывал ситуацию. Губернатор что-то знает определенно. Или кого-то, кто представляет угрозу. Прямо не сказал. Значит, боится, что вдруг, в случае допроса, могу выдать. Тогда это уровень не местный. Иначе он заткнул бы всех. Может, и с охранной конторой пошел на встречу потому, что альтернатива определенным силам нужна? И кто у нас злодей?

Гурский? Он помогает всеми силами. Глаза закрывает на мои проделки. В то же время как-то не по чину влияние. Если посмотреть, то он был во всех ключевых моментах. Но он обязан мне за брата. Или уже нет? И то, что я до сих пор не в тюрьме, может и есть преференции?

А смысл? Я же добро делал. Ну, желал, по крайней мере.

Тут я сам себе дал подзатыльник. Андрюша! Опять все заново? Мало было случаев, когда люди, обязанные многим, делают тебе во зло? Да постоянно. Я даже выражение придумал по этому поводу: «человек не может переступить через собственное „Г“». Лезет оно из него, не взирая на отношения и заслуги. И он сам понимает, что плохо, но ничего с собой поделать не может.

Но Гурский весьма разумный. Стоп, убеждать себя в разумности — огромная ошибка. Я уже получал по голове за это.

Может, Баумгартен действительно неудачно пошутил на фоне всяких слухов? Чуйка моя орала, что реально надо уезжать. Да так орала, как никогда раньше.

Это получается, что обе части уравнения моей жизни умножили на десять? Была раньше тихая пенсия и хобби против неизвестности от ФСБ. Ну что они могли накопать? Превышение служебных полномочий, служебный подлог? Запросто. Но сложно доказать. Сейчас в моде подставы со взятками. Найдут фигуранта обиженного, уговорят на показания, что когда-то дарил телефон или планшет за общее покровительство. Или в ресторан сводил на такую-то сумму, и пожалуйте, двести девяностая статья. Конечно, смотря кто еще работает. Там нет одного закона для всех органов. Для ФСБ одно, для ментов другое. И если полиция замучится доказывать, то чекисты протолкнут в суд все, как тридцать седьмом году. Не побрезгуют и наркоты подбросить, и секретный документ на изъятую флешку прописать. И прокуратура поддержит, и суд осудит. Но не сильно на много. По практике, получают от двух условно до шести реально. Зависит от того, как сговоришься и хорошо все признаешь. Все равно посадят, но на меньшее. Крупных грехов на мне мало и прикрыты они так, что мозги нужны их раскопать. Так что года три — четыре колонии общего режима я бы получил. В плохом случае. В хорошем условник.

А теперь я чувствую большую и непонятную игру. И на кону с моей стороны жизнь моя, а может, и близких. Не рисковать и сбежать? Уже бегал. Надо остаться.

Гурский еще утром рано ускакал на почтовых. Губернатор с супругой попросили Алену для ухода за Каролиной. Это я принял с удовольствием. Тут безопасней. И Химик остался. Петрова бы еще уговорить на пару недель, но он скажет, что прием.

Доктор вошел в кабинет, где я ожидал приглашения на оправку.

— О чем задумался?

— О жизни. Хочу тебя попросить, как брата. Если что со мной вдруг случится, то присмотри за Аленой.

— Да что ты такое говоришь? Нельзя худого ждать. На счет супруги будь спокоен. Она и сама не промах. Но почему такие грустные мысли? Ты сделал великое дело! Ну, допустим, что случилось непоправимое. Так уже не зря жил на свете. Твоими руками спасен человек. Да и не один. И многим теперь пособят по твоему способу. Шац в столицу собирается, в Академию. И я с ним согласен, такое нельзя держать в тайне.

— Может, только для того я и был нужен.

— Ну