Федор Степанович засопел и началсосредоточенно вылавливать чаинки. Потом, решив, что скрыть факт посещенияпсихотерапевта не удастся, признался:

– Ходил на сеансы. Давление было высокое,лекарства не помогали, мучился ужасно. Серж заметил и помог, он простоволшебник.

– Давно посещали Радова?

– Три года назад.

Значит, не всю заначку из тебя шантажиствытряс, раз к психотерапевту бегал. Дорогое удовольствие. Панова убили семь летназад, три года прошло с тех пор, как Федор Степанович обратился к Сержу, а кассетус записью экономист получил только в нынешнем мае. Может, правда, Серж ни причем, просто кто-то имеет доступ в его архив. Но кто? И как связано со всем этимубийство Ларисы? Федор Степанович даже не предполагает, что сеансы записаны напленку. Селезнева знала, но она бывшая жена Сержа и, очевидно, в курсе, какпроходит прием у психотерапевта. Остается посетить Шитова и поговорить с ним.Он работает в шоу-бизнесе, до телевидения рукой подать. Вдруг знаком сРаздоровым?

Однако было уже поздно, и я отправилась домой.К вечеру подморозило. Дорогу покрыла гладкая корка льда. Ехать одно мученье.Когда наконец добралась до дома, ноги дрожали от напряжения. Вообще, я неочень-то хорошо вожу машину. Загнав «Пежо» в гараж, спохватилась, что не купиламинеральной воды, и пошла к небольшому пятачку, где устроились три палатки совсякой всячиной. Путь лежал через небольшой пустырь, где посередине рослалохматая ель. Не дойдя метров десяти до дерева, я услышала пыхтенье. Летомподумала бы, что под ветвями устроилась припозднившаяся парочка. Но зимой, вмороз, на снегу? Сжимая на всякий случай покрепче электрошокер, подошла к елке.

В неверном свете одинокого фонаря мнепредставилась мистическая картина. В сугробе сидела гигантская черная собака,закутанная в оренбургский платок. Правая лапа чудовища была загипсована ивыставлена вперед. Как в фашистском приветствии. Меня заколотило. «Если встенах видишь руки, не волнуйся, это глюки», – любит повторять Маруся.

Я зажмурилась и тряхнула головой, потомоткрыла глаза, но жуткое видение не исчезло. Собака Баскервилей сидела какизваяние, не сводя глаз с фонаря. Подхватив полы шубы, я на приличной скоростирванула к ларькам и забарабанила в окошко.

Знакомый продавец радостно заулыбался,предвкушая прибыль.

– Видели собаку в оренбургскомплатке? – на одном дыхании выпалила я.

– Валенки на ней были? – спросилторговец.

Ну вот, паренек подумал, что у тетки крышапоехала, и решил поиздеваться.

– Нет, ни валенок, ни калош, ни дажешляпы, только оренбургский платок и лапа загипсована.

– Значит, потеряла обувку, – ответилмальчишка, зевая. – Это Дик из гаража. Под машину попал. Мужики его кветеринару свезли, тот гипс наложил на лапу. Потом натянули валенки и платок,чтобы не простудился. Только он обувку с передних лап все время теряет, а назадних сидит. Кто не знает, жутко пугается. Вчера один алкаш даже завязатьрешил, посчитал – белая горячка началась.

Я облегченно вздохнула. Слава богу, пока ещене сошла с ума.

Утром собралась к Шитову, но позвонил СтепаВойцеховский. Он приобрел для питомника новые лекарства, а вкладыши – нафранцузском. Очень не хотелось тащиться к ним, и я попросила прочесть все потелефону. Степка начал читать, но в его произношении я ничего не могла понять исказала, что скоро приеду. Маруся сопливилась, в колледж не пошла и сталапроситься со мной. В конце концов мы отправились вместе.

Дверь открыла Полина. Увидев женщину, Машкаойкнула и зажала рот рукой. И правда, в белом халате и шапочке она еще большенапоминала Люлю.

– Спасибо за помощь, – проговорилаПолина. – Оставлю вас в кабинете, сейчас покупатели приедут.

Я села за письменный стол и принялась завкладыши. Под ними оказался довольно большой лист с карандашным наброском. ЯвноМишенькина работа. Мальчик великолепно рисовал, и его следовало отдать вхудожественное училище. На листе была изображена женщина в длинном платье. Лицозлое, нервное и несуразно большое. Под стать физиономии были и украшения. Нашее толстая цепь с медальоном в виде отрубленной головы, на запястье браслет:золотые черепа с разноцветными глазами, на пальце – перстень в виде двухскрещенных костей. Ну и фантазия у ребенка! Просто Босх. Интересно, где онвидел подобный ужас. Сразу вспомнилась старушка Вера Андреевна, соседкапогибших Никишиных. Помнится, она рассказывала о молодой женщине с оригинальнымбраслетом из черепов, сверкавших разноцветными глазами.

Я пошла искать Мишеньку. Мальчик сидел вкомнате, уткнувшись носом в Брема.

– Детка, твой рисунок?

Немногословный ребенок кивнул.

– А кого изобразил?

– Царицу-смерть.

– Здорово получилось, и украшения какиеоригинальные, неужели все сам придумал?

Мишенька покраснел, отвел глаза и прошептал:

– Нет.

– Где же ты видел такую красоту?

Мальчик еще гуще покраснел и снова уставился вкнигу. Дохлый номер, раз решил не говорить, не скажет. Люлю жаловалась, что изсына слова клещами не вытянешь. Молчит, и все. Оставив поле битвы, я пошларазыскивать Марусю. Девочка сидела в питомнике, наблюдая, как приятная молодаяпара выбирает щенка.

Я отозвала дочь в сторонку и попросила разговоритьМишу. Маруся пошла в дом, а я вернулась к антибиотикам. Часа через два, неоставшись обедать, мы возвращались домой.

Миша поделился с Марусей секретом. Занесколько дней до смерти матери он пошел к бабушке. Надо сказать, что Фридазапрещала домашним заходить к ней без спроса. И никогда не разрешала Мишенькетрогать свои вещи. Миша был послушным и не трогал. И без разрешения не лез кбабушке. Но одна вещь давно манила ребенка. На полках, среди разнообразныхсувениров, стояла копия пиратского корабля, выполненная со всеми подробностями:маленькие пушки, полотняные паруса, тонкие веревки, фигурки пиратов.

– Эту вещицу сделал отец ВладимираСигизмундовича, единственная память, оставшаяся от его родителей, –говорила Фрида, – ты можешь ее сломать.

Соблазн оказался слишком велик. Дождавшись,пока старуха уедет в аптеку, внук пошел в спальню и снял с полки фрегат.