но никто не знает, с каким отвращением ему все это дается. Я загрустила, выпила больше, чем обычно. А Даша с Толей были у его родителей. Они часто ходили туда вдвоем, его родители меня терпеть не могли. Впрочем, взаимно.

И у нас с Димой это случилось. Кое-как, глупо, поспешно. Никаких особых ощущений.

После этого Дима стал страшно активным. То и дело звонил, просил о встрече. Я поняла, что его мучает самолюбие из-за того, что все получилось не очень удачно. Мужчины все самолюбивые в этом смысле. Я решила дать ему шанс. Еще потому, что возникло какое-то любопытство. Что-то такое я все-таки почувствовала во время нашей нетрезвой связи.

И это подтвердилось, да еще как! Теперь уже не мне, а я говорила:

– Мне ни с кем не было так хорошо!

И это была чистая правда. Дима, о котором я раньше даже и не думала как о мужчине, оказался гениальным любовником. Или что-то у нас идеально совпало. Он доводил меня до полуобморочного состояния, которое длилось очень долго, как припадок какой-то, а сам долго держался, терпел. И я не могла уже без этого жить. Как шальная пэтэушница, как мартовская кошка, я готова была с ним заниматься этим в любое время и в любом месте. Мы и занимались. Чердак дома, предназначенного на снос, подъезд, подвал, подсобка магазина, на квартире у моей подруги или у его друга, где мы только не побывали. И я, если честно, не чувствовала никакого стыда, только счастье.

Однажды мы встретились у меня. Рискнули. У Даши были каникулы, она гостила у родителей Толи, а он был в поездке. И вдруг звонок. Я бегу посмотреть в глазок – Толя. У него были ключи, но дверь была на задвижке. Мы быстро одеваемся. Ситуация идиотская, но деваться некуда. Дима идет на кухню, наливает водки, он часто приходил с водкой, но пил только после всего. Я открываю, Толя входит. Говорит, что машина сломалась, поездку отменили. Я с ходу глупо придумываю: мы решили, что это жена Димы, она страшно ревнивая, Дима просто зашел поболтать и выпить, а она, наверное, выследила, поэтому не открывали.

– Ты меня в глазок видела, а открыла через десять минут, – спокойно сказал Толя. – И, между прочим, не спросила кто.

Прошел в кухню, налил себе тоже водки. Выпил и спросил:

– Что, Дима, дождался очереди?

Дима гордый человек, он не стал юлить. И заявил:

– Нет, все сложнее. Я ее люблю.

– А ты его? – спросил меня Толя.

Самое интересное, что, пока он не спросил, я была уверена, что люблю Диму. Очень. Как никого до этого. Но вот спросил – и я молчу.

Но Толя принял это как признание. И встал и ушел.

Дальше страшно. Было уже очень темно. На нашей улице разрыли яму, ремонтировали канализацию. И не поставили ограждение. Толя упал туда, сломал ребра и, как потом оказалось, порвал печень. Дима вскоре ушел, а я вышла на балкон покурить, хотя курила в это время уже очень мало. И услышала стоны. Не знаю как, но я сразу догадалась, что это Толя. Бросилась на улицу. Увидела, закричала от ужаса. Вызвала «скорую», они приехали довольно быстро, я помогла им достать Толю, мы поехали в больницу. Была сложная операция, а потом он пролежал там больше месяца. Был весь желтый. Но обошлось.

В больнице один человек раскладывал карты Таро. Толя тоже увлекся. Этот человек удивился, как Толя все быстро понимает и схватывает.

И вот Толя, выйдя из больницы, начал серьезно этим заниматься. И к нему пошли люди. Когда я раньше натыкалась на объявления о гаданиях, о ясновидящих и тому подобном, я только посмеивалась. Но Толя предложил мне попробовать. И рассказал мне по картам абсолютно все. И что было, и что будет. И со мной произошло то, что, наверное, бывает с верующими после причастия или исповеди. И боль, и облегчение. Как будто гной, извините за сравнение, выходит из раны, а рана эта – вся ты.

Я и сама много чего рассказала Толе. И мой муж, которого я считала заурядным и даже ограниченным, сказал следующее:

– Твоя ошибка в том, что ты искала счастье. Но счастье спутала с удовольствием. А смысл жизни не в этом. Не в счастье и не в удовольствии. Ты вот рассказывала про маму, что она была в юности вся солнечная, танцевала в студии, ждала, наверно, от жизни продолжения банкета. А праздник кончился. И она этого не вынесла. Не нашла нового смысла жизни. А я давно понял, что смысл не в поиске счастья. Ты вот мне принесла много горя, но я тебе благодарен, потому что ты помогла мне узнать мою силу. Я все выдержал и вытерпел. И не думай, не потому, что я тебя так сильно люблю. Но знаю – ты мне предназначена. А я предназначен тебе. Разница в том, что я научился ценить это предназначение, а ты никак не могла это принять.

– Почему ты мне раньше этого не объяснил?

– Ты бы не поняла. Ты слишком боялась страдания, считала, что оно тебя погубит, как твою маму. Нет, оно тебя спасет и очистит.

– Ты как священник говоришь.

– Я вне церкви, но я верующий. Чем больше ты мне вредила, тем лучше я относился к тебе и заодно к себе. Твое будущее передо мной начертано, – он показал на карты. – Ты закончила один этап и начинаешь другой.

– Какой?

– Не удовольствие, и не счастье, и даже не страдание, а прекрасное бесчувствие.

– Бог ты мой, Толя, откуда у тебя такие слова? Не из телевизора же!

– Я много читал, но ты не замечала. И я много думал. Я стал непробиваемым. Я ничего не чувствую. Или почти ничего, я не настолько совершенен. Вот, смотри.

Он зажег газ и поднес руку. Держал очень долго. Я была в ступоре. Опомнилась, закричала, выключила газ, достала мазь Вишневского, еще что-то, обработала и перебинтовала руку. Он не поморщился.

Я поняла, что жила с уникальным человеком, не понимая этого. С человеком не просто умным, а мудрым. Все предыдущие мне показались отвратительными и мелкими. И то, чем мы занимались, что доставляло мне столько удовольствия, тоже представилось отвратительным, гнусным до омерзения. И я очень позавидовала Толе. Он прошел через такие испытания, он поднялся на недосягаемую высоту, а я, интеллектуалка с тонкими чувствами, морально лежу перед ним в полном дерьме, которое казалось до этого чистым медом.

Это было началом преображения. Я