Я, если честно, так и считал, но не стал обижать бедную запутавшуюся женщину. Сказал:

– Дико, не дико, в природе все бывает. А у нас просто социум расставил везде запретные знаки, вот и все.

– Очень точно, да! Социум, конечно. Был же матриархат, многомужество было, полиандрия, и это считалось в порядке вещей! Я понимаю, сейчас не каменный век, но, кто знает, может, опять все к этому вернется!

Марина, устав от своего рассказа, отвернулась к стеклу, но там ничего не было видно, кроме нашего с ней отражения. Она вдруг зевнула, похлопала ладошкой по рту, будто этим обычным житейским жестом ставила точку в своей не совсем житейской и не совсем обычной истории. Усмехнулась:

– Интересно… Никому это не рассказывала, а вам взяла и рассказала.

– Накипело.

– Да, наверно. И видно же, что вы человек порядочный.

– Что, правда видно? Загоржусь!

Я не стал говорить Марине, что за период пятнадцатилетнего брака с моей любимой и обожаемой женой у меня было четыре временные подружки и без счета одноразовых, которыми я иногда, как говорит мой приятель Сем Семыч, великий ходок, перекусываю, будучи веселым и послушным рабом своего хозяина-организма. Отношения равные, никаких обязательств, все в виде приключения и отдыха. У кого спорт, у кого автомобили, кто-то с мостов на резинке прыгает, а у нас, у меня и моих верных друзей, вот это. Даже квартирку на паях снимаем для таких целей. Но упаси боже рассказать об этом жене, а если кто другой расскажет, отшибу голову.

А у Марины какой-то особый случай, я бы так не смог ни с той, ни с другой стороны. Двух любить всерьез не пробовал и не собираюсь. Мне и одной любви хватает, учитывая, что жену ревную страшно, шарюсь в ее телефоне, в блог ее захожу анонимно, хотя она там редко бывает. Что будет, если она мне вдруг изменит, даже не хочу представлять. И за нее страшно, и за себя.

Через пару дней я увидел их у бассейна. День был нежаркий, с ветерком, они лежали рядом, он был раздет, стариком не выглядел – сухой, костистый, но при этом вполне жилистый, а волосы на голове густые, темно-каштановые, только на висках седина. Они о чем-то говорили – с интересом, весело, дружески. Она не выглядела сиделкой или молодой по- дружкой пожилого богача, нет, ясно было, что это муж и жена и что они друг друга уважают и любят.

Если мне кто-то объяснит, как это может быть, охотно выслушаю, но сам – не понимаю.

Талия

И вот я в первый раз в жизни увидал и почувствовал…

И. Бунин. «Начало»

В семидесятые годы молодые и подрастающие люди шили себе брюки в ателье, которых тогда развелось великое множество. В магазинах брюк не было. Там продавались штаны. Идеологически выдержанные, по раз и навсегда утвержденным лекалам – возможно, при участии ЦК КПСС, поэтому никаких низкопоклоннических клешей, в колене 25 сантиметров, внизу 20. Либерализм пятидесятых-шестидесятых, воевавший за право ходить в зауженных брючках, победил и, как это часто бывает, тут же был использован консерваторами в своих целях.

Но юный народ хотел быть модным. Внизу должно быть 30, если ты уважаешь себя. Лучше 32, близко к крамоле и бунту – 35. Если 50, это называлось «паруса», их носили самые отъявленные из юношей и девушек.

Некоторые вставляли в штанины клинья. Однако это самопал, по-настоящему клеши надо было все-таки шить.

Удивительно, насколько хорошо я помню все детали. Ожидая своей очереди на заказ или примерку, разглядывал полосы материи, коей для брюк имелось три вида – трико, п/ш (полушерстяная) и шерстяная, присматривался к ценам. Они начинались с 14–16 рублей за метр, подороже – 18, 20–22 – уже шик. А кто-то мастерил себе костюмы из бостона и шевиота, цены на которые потрясали – 30 и даже 35 рублей за метр!

Часто ходили заказывать компаниями. Мы довольно стеснительными были во всех общественных местах, что отражало, говоря научно, латентный конфликт личного бесконтрольного и общего, находящегося под неусыпным государственным присмотром.

В ателье, правда, было как-то посвободнее, сам процесс создания того, чем страна себя не обеспечивает в официальном порядке, отдавал вольнодумством и заговором. Закройщики, часто это были мужчины, балагурили, отпускали покровительственные шуточки, интересовались, кому мы собираемся пудрить мозги своими клешами.

Мы были в их руках, а руки встречались довольно косые. Увы, ни одни мои брюки, ни один костюм не был сшит, чтобы сидело по фигуре. У других так же. Кто-то искал своего мастера, принимающего заказы только по рекомендации и берущего энную сумму сверху, кто-то доверялся домашним умельцам, а кто-то садился за мамину швейную машинку. Я, например, саморучно прострачивал магазинные рубашки сзади, причем на глазок, двумя швами, чтобы получилось в талию.

Ну вот, теперь о талии.

Долго же я до нее добирался.

Мы тогда пришли в ателье втроем – я, Сергей, которого, конечно, все звали Серый, и Слава, которого почему-то звали Лёлик.

Пришли на примерку.

Первому брюки выдали Серому, и он пошел в примерочную. Их было две рядом, отделялись друг от друга и от помещения занавесками. Серый копался что-то очень долго. Вышел красный, с сияющими, обалдевшими глазами.

– Там такое! – горячо прошептал он. – Там такая… Там… Талия! Умереть!

И он замычал, качая головой.

– Да ладно тебе, – усмехнулся малорослый и неказистый Лёлик, который при любом удобном случае показывал, что знает жизнь лучше тех, кто выше и красивее его, и ничего в ней особо удивительного не наблюдает.

– Сами посмотрите!

Я не удивился щедрости Серого, который не остался любоваться до тех пор, пока объект не исчез, а захотел великодушно поделиться. Я и сам поступил бы так же – особенные впечатления становятся значительнее, если не ты один их переживаешь, нужен сообщник по эмоциям.

Я тихо вошел в примерочную. Сразу же обнаружил щелку между полотнищами занавески, примерно посередине. Я приник глазом и увидел ее. Она стояла спиной ко мне, боком к зеркалу, рассматривая брюки, еще не дошитые, пронизанные крупными стежками белых ниток. Женщина. Девушка. Нет, молодая женщина все-таки. Нет, все-таки, наверное, девушка, но уже со всем женским, что должно быть. Но не настолько женским, чтобы… Я и сейчас не могу пересказать это словами, нет таких слов. Вот почему Серый пыхтел, задыхался и сумел выдавить только одно: талия!

Я тоже это увидел. Талия. Обнаженная талия. Два восходящих