имущество жены-рабыни. Дети, родившиеся в результате брака рабов, неизбежно становились собственностью хозяина одного из родителей, но норма, регулирующая положение ребенка, родившегося от отца-раба и свободной матери, вызывает удивление. Его положение зависело от того, жила ли его мать с рабом или все было наоборот. Возможные затруднения могут заставить подумать, будто подобная ситуация была редкостью, но далее закон регулирует случай, при котором у женщины есть дети как от раба, так и от свободного мужчины. Данный факт свидетельствует о том, что подобные затруднения возникали на практике. Это имеет определенное отношение к общему вопросу о детях рабов и их разведению как источнику роста их числа. Выше мы не говорили об этом, так как вряд ли этот способ увеличения количества рабов играл важную роль в таких полисах, как Афины, в которых была создана развитая система внешнего рабства. Также вполне могло быть, что стоимость выращивания и обучения ребенка-раба в Афинах значительно превосходила цену взрослого и уже обученного раба. И сугубо мужское население афинских рудников вряд ли вносило вклад в численность рабов. Однако следует помнить, что илоты Мессении и Лаконии, несмотря на неблагоприятные условия жизни, продолжали рожать себе подобных, и численность их со временем не уменьшалась. Судя по законам Гортины, в закрытых земледельческих общинах Крита рождалось солидное количество детей рабов.

Однако в самой Гортине раб все же оставался имуществом, которое покупали и продавали. Он не являлся самостоятельным субъектом права и в основном был безвольной игрушкой в руках своего хозяина. Тот факт, что в законах, удостоившихся выставленной на всеобщее обозрение надписи на камне, присутствует норма о правах рабов, свидетельствует, как всегда в подобных случаях, что эти права могли нарушаться. Если это случалось, рабу было непросто изменить ситуацию, но тем не менее впечатление производит само по себе то, что общество в принципе предоставило рабам эти права. Логику рабства непросто применить к любому периоду и ко всем ситуациям.

Нам также известно, что в Гортине имели место случаи, когда один человек заложил себя другому, что Солон запретил в Афинах. Суть этой сделки в источнике не разъясняется, так как в законах подобная ситуация, обладающая некоторыми признаками рабства, упоминается лишь между прочим. Для обозначения второго человека, того, которому первый отдал себя в качестве залога, в тексте используется не стандартное слово «хозяин», а причастие, которое можно по сути перевести как «кредитор». В законах говорится, что должник может освободиться, вернув долг, хотя мы не знаем, насколько реальной была такая ситуация. Человек, проигравший суд, очевидно, находился в аналогичном положении, до тех пор пока не расплачивался, а тот, кто выкупал другого из плена после войны, обладал большой властью над этим человеком, пока последний не вернет долг. Согласно афинским законам подобное право частный кредитор получал только в последнем случае, хотя там человек мог быть заключен в тюрьму за неуплату долга перед государством.

В других полисах, стремившихся к завоеваниям, подобных институтов, достойных отдельной характеристики, не было. Коринф и Эгина, где выгодное для торговли расположение сочеталось с недостаточностью пригодных для ведения сельского хозяйства земель, пошли по другому пути. Они славились большим количеством рабов, хотя цифры, содержащиеся в письменных источниках, значительно преувеличены. Там должны были быть рабы, привезенные извне. В целом эти государства, вероятно, занимали позицию, больше похожую на характерную для Афин, чем для дорийских государств, где земледелие играло более важную роль.

При жизни Сократа, когда все подвергалось сомнению, вставал и вопрос о справедливости рабства. Были слышны отдельные голоса, говорившие о том, что все люди равны и рабство противно природе. Слова Аристотеля о том, что некоторые люди по природе своей являются рабами, не обладающими в полной мере свойственным человеку рациональным восприятием и нуждающимися в воле хозяина, которая должна дополнить их собственную, кажутся нам неискренними и заметно контрастируют с тем, что «свободные по природе» греки были порабощены постоянной вероятностью войны. Но это был мир, где рабство в том или ином виде было распространено повсеместно, и ни один народ не мог вспомнить, когда все было иначе. Неудивительно, что тогда не звучали призывы к освобождению. Ученые сумели убедительно доказать, что прибыль от простого существования в Греции была настолько мала, что избыточный продукт, необходимый для того, чтобы меньшинство могло проводить жизнь в праздности, можно было получить только с помощью искусственно удешевленного труда. Если это предположение правдиво, то у греков было немного альтернативных вариантов. Афинам в начале VI в. до н. э. пришлось выбирать между обращением всех своих граждан в рабство или активным ввозом купленных рабов извне. Только активное развитие технологий, нечто подобное промышленной революции, могло заметно изменить эти условия.

Наконец следует задать вопросы о том, насколько сильно вся эта экономическая активность, распределенная между гражданами, метеками и рабами, влияла на политику государств и в каких сферах государство могло быть призвано на помощь. Давление, причиной которого мог стать один из этих «малых бизнесов», несомненно, было несравнимо с тем, источником которого служит продвижение более масштабных коммерческих интересов в наши дни, хотя и ремесленники, и торговцы могли в более общем смысле влиять на то, что делало государство. Так, в Афинах крестьянин, живший в одной из наиболее отдаленных деревень, мог потратить два дня на то, чтобы прийти в город и проголосовать на народном собрании, но он, несомненно, находился в определенно менее выгодном положении, чем ремесленник из самого города. Некоторые эллины даже жаловались на то, что городская толпа оказывает такое больше влияние на судьбы Афин. Но за исключением тех случаев, когда дело касалось их непосредственных интересов, в вопросах поставки продовольствия, платы присяжным или распределения земель в клерухиях эта толпа в основном мыслила категориями славы и т. и. Афинская экспансия V в. до н. э. не была бы завершена, если бы не давление со стороны «деловых людей».

Как было сказано выше, государство стремилось защищать ввоз жизненно важных товаров, наибольшее значение из которых имело зерно. В Афинах воздавали официальные почести крымским князьям, таким образом благодаря их за те преимущества, которые они дали афинянам в своих бухтах. Со временем во многих государствах, причем не только демократических, стали назначаться специальные магистраты, следившие за запасами зерна, ведь плохой урожай и голодающие бедняки были важными с точки зрения политики явлениями, допускать которые не следовало. Во время войны одной из целей по вполне понятным причинам были запасы противника. Так, в 427 г. до н. э., в начале Пелопоннесской войны, афиняне отправили флот на Сицилию, чтобы, помимо всего прочего, определить, насколько возможен захват острова,