части работ (как было сказано выше, очень небольшие) при строительстве Эрехтейона на афинском Акрополе в конце V в. до н. э., метеки значительно превосходили по своей численности граждан полиса (в соотношении примерно три к одному). В большинстве своем (но не поголовно) они носили греческие имена. Живший примерно через 50 лет Ксенофонт подчеркивал, что люди негреческого происхождения (лидийцы, сирийцы и фригийцы) должны входить в состав войск, сражающихся на стороне Афин. Несомненно, метеками были многие купцы и некоторые богатые «банкиры», но в наших источниках упоминаются лишь те из них, кто сумел каким-то образом выделиться на общем фоне. Мы не знаем о численности более «мелкой рыбешки», поэтому говорить о том, сколько метеков было всего, крайне сложно.

Как и в наше время, Пирей был очень оживленным и крупным портом общегреческого значения, и условия, сложившиеся в Афинах в эпоху классики, делали положение зарегистрированного иноземного жителя крайне привлекательным. То, что метеки не могли покупать землю, расширяло разрыв между ними и гражданами. Афиняне, участвовавшие в общественной жизни, были землевладельцами, а не торговцами. Даже те люди, которые происходили из купеческой среды и достигали в V в. до и. э. высокого положения в обществе, в частности демагог Клеон и другие, получили свое богатство и возможность проводить жизнь в праздности по наследству, а не благодаря собственным достижениям, связанным с торговлей или производством. Когда об афинянине, занимавшем в обществе высокое положение, говорится, что он занимался торговлей, значит, что пойти на это его вынудило особое невезение, как в случае с происходившим из очень знатного семейства Андокидом, участвовавшим в торговых операциях во время изгнания из Афин. С другой стороны, нам известен метек Кефал из Сиракуз, владевший самым крупным из известных нам ремесленных производств. (Следует отметить, что Платон писал о Кефале с огромным уважением и определенно считал его равным себе.) Читая, что граждане принимали минимальное участие в торговле и ремесленном производстве, а жители всех остальных греческих городов, наоборот, активно занимались этим, можно подумать, будто любому греку, решившему заняться торговлей, достаточно было покинуть свой родной город и поселиться в другом в качестве метека, в то время как делами полиса занимались его граждане, не принимавшие участия в коммерции. Этот вывод ошибочен. Следует также отметить, что фрагменты сочинений античных авторов, которые нередко цитируются, чтобы подчеркнуть презрение, питаемое эллинами, точнее афинянами, к торговле, не несут в себе приписываемый им смысл. Они отражают, как следует ожидать, предубеждение представителей высших слоев общества против торговли, но в них не говорится о том, что купцы всегда были не имевшими права голоса иноземцами. Скорее, наоборот, мелкие торговцы были неотъемлемой частью демократического народного собрания, которому так не доверяли богачи и философы. Различия между гражданами, владевшими землей, и метеками, занимавшимися торговлей или ремеслом, на низших ступенях социальной иерархии, вероятно, не были так сильно заметны. Если соотношение между метеками и гражданами в списках, которые велись при строительстве Эрехтейона (см. выше), правдиво (но следует обратить внимание, что речь идет о событии, происходившем на протяжении пяти последних лет Пелопоннесской войны, из-за чего обычное соотношение могло исказиться), то можно предположить: на этом уровне примерно четверть рабочей силы составляли граждане. Даже в таком случае число ремесленников, являвшихся афинскими гражданами, было достаточным для того, чтобы оказывать заметное влияние на решения, принимаемые народным собранием.

Существовали и другие центры торговли, такие как Милет или Коринф, где по аналогии следовало бы ожидать увеличения числа метеков. Однако в нашем распоряжении нет источников, благодаря которым мы могли бы выяснить, существовало ли данное явление на самом деле. Во многих городах оно было маловероятно. К тому же мы не можем быть уверены в том, что подобные условия присутствовали в Афинах всегда, хотя метеки, несомненно, существовали уже в начале V в. до н. э. В ходе более общей дискуссии исследователи пытались выяснить, питали ли представители высших слоев общества в ранние периоды истории Афин то же презрение к торговле и ручному труду, как их потомки, жившие в эпоху классики, и участвовали ли они сами в торговых операциях. Возвращаясь к самому началу истории Древней Греции, мы не найдем ничего более ожесточенного, чем негодование Одиссея, вызванное предположением о том, что он может быть торговцем. Но в том мире между царем-героем и остальными людьми пролегала настоящая пропасть. Ситуация, сложившаяся в конце VIII или в VII в. до н. э., в разгар Великой греческой колонизации, могла быть другой.

Некоторые из имеющихся в нашем распоряжении сведений очень неубедительны. Когда в тексте говорится о том, что коринфские Бакхиады, аристократический род, низвергнутый в середине VII в. до н. э., получали большие доходы от коринфского рынка, речь в нем идет не об их личном участии в торговых операциях, а о том, что они могли получать деньги с тех, кто занимался торговлей (а таких людей становилось все больше). В несколько иной ситуации находился брат Сапфо Харакс, в чьем высоком происхождении у нас нет ни малейших сомнений, который около 600 г. до н. э. самостоятельно вез в Египет груз вина. Конечно, во все исторические периоды землевладельцы в определенной степени участвовали в торговле – ведь им необходимо было продать избыточный продукт, который они получали со своих земель. Но путешествие Харакса – явление для Афин эпохи классики крайне необычное. То же относится к еще одному человеку, посетившему Египет, – афинскому реформатору Солону, который, по словам Аристотеля, ездил туда, чтобы торговать и учиться. Это всего лишь косвенные свидетельства, но небезосновательным будет предположение о том, что в тот ранний период система, связанная с положением метеков в обществе, еще не сложилась окончательно и что местные богачи принимали более активное участие в торговле. Мысли о том, что подобные занятия не достойны благородного человека, возникнут позже, под влиянием классического рабства уже после Харакса и Солона.

Вплоть до настоящего времени мы не давали объяснения словам о том, что большую часть работы в сфере ремесла выполняли рабы. Теперь нам следует поговорить о рабстве, которое всегда вызывало чувство определенного дискомфорта у любителей истории древнегреческой цивилизации. Уважаемые ученые позволяли себе (правда, с некоторой обреченностью) полагать, что древнегреческое рабство было менее жестоким явлением, чем кажется. И несмотря на то, что в настоящее время это явление встречается редко, до сих пор существует путаница, связанная с полемикой о характере американского рабовладения и с зацикленностью марксистов на проблеме рабства как основе древних цивилизаций. В широком смысле слова рабство было настолько важно для древнегреческой цивилизации, что его отмена и применение труда свободных людей, если, конечно, кто-то попытался