«Популярный фильм режиссера Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» ныне воспринимается многими как почти реальная картина советского детства, на самом же деле это очень талантливая карикатура, шарж, — делится своими мыслями Юрий Поляков. — Большинство детей, с яслей воспитанных в коллективистских традициях, в том числе и меня, такая жизнь вполне устраивала, мало того — она нам нравилась. Для некоторых мальчиков и девочек из малообеспеченных или неблагополучных семей внимание вожатых, насыщенный культурный досуг и регулярное хорошее питание (не все города снабжались, как Москва) вообще было в диковинку. Юный Элем (Э-нгельс, Ленин, М-аркс), сын крупного московского партчиновника, думал иначе, его такая заорганизованная жизнь в номенклатурном, а значит, образцовом пионерском лагере раздражала и смешила. Что ж, у богатых свои причуды».

Вот как — совершенно в духе гротескного реализма — обсуждают такой «конфликт интересов» поляков-ские герои Кокотов и Жарынин:

…………………..

— Фильм-то хоть помните?

— В общих чертах…

— В общих чертах, — передразнил Жарынин. — Эх вы, пророчества надо знать наизусть! Я вам напомню… Образцовый пионерский лагерь. Все дети ходят строем, купаются по команде, участвуют в художественной самодеятельности, едят с аппетитом и прибавляют в весе. Мечта! Но один пионер Костя Иночкин строем не ходит, купается когда и где захочет, да еще дружит с деревенскими мальчишками. И тогда директор лагеря товарищ Дынин отправляет Иночкина домой, к бабушке. Костя, не желая огорчать старушку, тайно возвращается в лагерь. Друзья-пионеры, пряча его от Дынина, оформляются, как оппозиция директорской диктатуре. В итоге: Дынин уволен…

— Это я все помню, — раздраженно заметил Кокотов. — Ну и где тут пророчество?

— Сейчас объясню. Чего, собственно, добивается Дынин? Порядка, дисциплины, организованного досуга и прибавки к весу. Кстати, эта мания — откормить ребенка — осталась от голодных послевоенных лет. Разумеется, в сытые семидесятые это выглядело нелепо. А вот в девяностые, когда в армии для новобранцев устраивали специальные «откормочные роты», это уже глупым не казалось. История повторяется. Но вернемся к Дынину. Ведь все, чего он требует от детей, абсолютно разумно! Вообразите: если три сотни пионеров перестанут ложиться, просыпаться и питаться по горну, откажутся ходить строем, начнут резвиться и бегать сами по себе… Что случится?

— Хаос, — подсказал писатель.

— Верно! А если дети станут купаться где попало, без надзора взрослых? Что есть пионер-утопленник? Горе — одним, тюрьма — другим. Так?

— Это самое страшное! — передернул плечами бывший вожатый. — У меня однажды девчонка из первого отряда пропала. Думали, утонула в Оке. Даже водолаза вызывали. Я чуть не поседел в двадцать лет. Верите?

— Еще бы! А контакты с деревенскими? Это же гарантированная эпидемия. Так кто же он, наш смешной и строгий Дынин, требующий соблюдения всех этих правил коллективного детского отдыха? Догадались? Думайте!

— Не знаю. Сдаюсь.

— Дынин — это советская власть!

— Да ладно вам!

— А вот и не ладно! Вспомните, незабвенная советская власть занималась тем же самым: порядок, дисциплина, организованный досуг, рост благосостояния народа… Другими словами, прибавка в весе.

— А кто же в таком случае Иночкин?

— А Иночкин — это неблагодарная советская интеллигенция, которая всегда ненавидела государственный порядок, но жалованье хотела получать день в день. И какую отличную фамилию Элемка придумал для героя. Иночкин! Значит, инакомыслящий! Маленький, милый, но уже безжалостный разрушитель государственного порядка…

…………………..

Если отвлечься от аллегорий, невозможно не согласиться с тем, что ничего предосудительного в желании взрослых навести порядок не было: опыт любого, даже самого лояльного к детям педагога показывает, что невозможно организовать их безопасный и качественный отдых без жесткой дисциплины.

Для Юры выезд в пионерский лагерь «Дружба» был долгожданным событием. Не он один был таким старожилом: там у него были товарищи и подруги, с которыми они вместе взрослели от лета к лету. Там они играли в «Зарницу», которую начали проводить по всей стране в 1967 году. В этой военно-спортивной игре принимали участие ученики 4-х—7-х классов. «Зарница» входила в план начальной военной подготовки в средних школах в связи с сокращением службы в Советской армии с трех до двух лет. В первое время она еще не стала мероприятием для галочки и очень воодушевляла и мальчишек, и девчонок. Они с удовольствием ездили на стрельбы, выслеживали в поле десант противника либо сами ходили в разведку, бегали, прыгали — получая зачеты и очки, по которым определялся победитель. Первый финал игры прошел в Севастополе, на знаменитой Сапун-горе, куда, конечно, ни Юрин отряд, ни другие отряды их пионерлагеря не попали, а позднее Юра уже выбыл из «зарницы некого» возраста.

Зато они ходили в походы с ночевкой к речке Рожайке, пели у костра песни и увозили домой пионерские галстуки, испещренные автографами новых и старых друзей. Как у большинства мальчишек, в лагере у Юры было прозвище, закрепившееся за ним с первой смены, — Шаляпин. Однажды в мальчишечьей палате вышел спор, кто лучше, Лемешев или Козловский. Даже в те годы среди взрослых, особенно мам, сохранялось много «козлисток» и «лемешисток» — фанаток обоих певцов. Спор получился жарким, и стороны обратились к рассудительному Юре. И восьмилетний «профессор», выслушав доводы антагонистов, неожиданно объявил, что лучше всех Шаляпин. И ведь спорить с этим трудно. В самом деле, мощный бас по сравнению с тенорами не может не казаться мальчишке лучше! Как это ни удивительно, Юру и его ровесников тогда по-настоящему волновали подобные высокие материи.

Когда кончалась первая смена, Юру ожидало совершенное счастье — Волга! Пока дед Георгий был еще жив и крепок, Юра уезжал с ним и бабушкой Маней на Волгу, в деревню Сел ищи, родные дедовы места. Очень скоро они стали родными и для Юры, и семь лет подряд он радостно готовился к предстоящему путешествию, на два летних месяца становясь деревенским жителем. Домой возвращался, поднабравшись местных словечек и невольно копируя деревенский выговор. Когда вместо «вон там» он говорил «эвона», взрослые невольно смеялись, а мама украдкой вздыхала. Разница между сельской родней и городской была тогда незначительной, вот только жили они очень по-разному: в деревенском сельпо зияли пустые полки, и денег там ни у кого не было, а комната на лето сдавалась за 50 копеек в день, что было для хозяев существенным заработком. Дети особенно остро чувствовали не только разницу в образе жизни, но и в манере речи, неосознанно подражая живому деревенскому языку. Правда, деревенские словечки пропадали из речи так же быстро, как смывался летний загар.

Дачи тогда у кого-то, конечно, были, но в Юриной школе редко можно было услышать фразу: «Мы едем на дачу». Девчонки и мальчишки либо по две-три смены проводили в пионерском лагере, либо, как и Юра, отправлялись на пару месяцев в деревню.