Космическая тема и судьба Гагарина сыграли огром-иую, если не определяющую роль в формировании поколения Юрия Полякова, во всяком случае той его части, которая была настроена на созидание и самореализацию в советском социуме. На вопрос: «Кем ты хочешь быть?» — многие его сверстники отвечали: «Гагариным!» И никто над этим не смеялся. Недаром, вспоминая детские ощущения, Поляков написал много позднее стихотворение, пронизанное космическими символами и мотивами:

* * *

В августе 1961-го — гагаринского — года в космос полетел космонавт номер два Герман Титов, который пробыл там уже целые сутки, так что западный обыватель, с умелой подачи СМИ, переполошился, увидев в этом чуть ли не угрозу существованию западного мира. В СССР эта новость уже не ошеломила, но была встречена, конечно, с огромным энтузиазмом. Пройдет немного времени, и советские люди привыкнут к тому, что вдруг прервется радиопередача и торжественно, сдерживая ликование, диктор произнесет: «Говорит Москва! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза!..» — и сообщит об очередном успешном запуске пилотируемого космического корабля.

В сентябре 1961 — го могло произойти еще одно событие, эпохальное только для Юры: он мог пойти в школу. До семи лет ему оставалось всего два месяца, и обычно, при настойчивости родителей, в таких случаях детей в первый класс брали. Тем более что читать мальчик легко выучился сам, еще в пять лет. А воспитательницы в детском саду, отмечая его раннее развитие и склонность к рассуждениям, даже в шутку называли его «профессором». Но Юрины родители настаивать не стали, решив: пусть еще подрастет, тогда и учиться будет легче. Обычно «продвинутые» родители непременно использовали возможность отдать мальчика в школу пораньше, чтобы к окончанию у него была в запасе лишняя попытка поступить в вуз, не рискуя сразу, как тогда выражались, загреметь в армию. Но, как это часто бывает в простых русских семьях, Юрины родители честолюбивых планов насчет сына не строили, несмотря на щедрый прогноз проницательного священника, и не готовили сына к штурму карьерных высот.

Вот как описаны Поляковым виды на будущее мальчика из рабочей семьи.

…………………..

Отец в день рождения тоже ставил Гену затылком к притолоке и делал охотничьим ножом затеей.

— Сколько? — спрашивала мать.

— Пять сантиметров прибавил, жираф! Еще десять сантиметров — и можно в армию сдавать.

— Какая-ить, армия? Паренька в ремесленное не возьмут, — вздыхала бабушка Марфуша, по старинке называя ПТУ «ремесленным училищем».

— Да бросьте вы, мама!

— Хошь брось, а хошь подними!

Спор шел из-за довольно большой, с двухкопеечную монету бородавки, выросшей у ребенка на правой ладони, прямо посередке. Виновата была, без сомнений, серая пупырчатая жаба, жившая под крыльцом отрядного корпуса в пионерском лагере «Дружба». В самом конце смены Гена с приятелем жестоко замучили бедную тварь, изошедшую перед кончиной мстительной слизью, от которой, как известно, и случаются бородавки. Теперь бабушка стенала, что мальчик не способен сжимать в руке молоток или напильник, а значит, не сможет заработать себе на хлеб. То, что ее внук во взрослой жизни может предаться иному, не рукомесленному делу, старушке даже не заходило в голову. Родителям, кстати, тоже…

…………………..

Юра с детства был предоставлен самому себе, и результат получился поразительный: мало кто из ровесников так стремился к знаниям, как он. К тому же учеба с самого начала давалась легко, а потому ему все время хотелось заглянуть куда-то еще, узнать о том и об этом, попробовать все сразу: и балалайку, и трубу, и бокс, и легкую атлетику, и рисование, и фотодело…

Известный психолог Александр Нил много лет назад открыл в Англии школу для детей, не желающих учиться. К нему их привозили отчаявшиеся родители, а Нил, который понимал, какое давление на детей оказывали дома, предоставлял им полную свободу: они могли делать что захотят. Обычно за пару недель детям страшно наскучивало бегать, играть и валять дурака, и они сами приходили в класс. Только одна девочка продержалась в ничегонеделании несколько месяцев, но в итоге и она сдалась.

В классе Нил своих подопечных не удерживал, и если им было неинтересно, они могли встать и уйти. Изучаемые предметы дети выбирали сами. В итоге из школы не вышло ни одного нобелевского лауреата, зато все ученики получили специальное образование и профессию, к которой были наиболее склонны: из них вышли хорошие врачи и учителя, инженеры и воспитатели.

Возможно, родители, насильно устремляя ребенка к знаниям и за него планируя его будущую жизнь, нарушают какие-то биологические ритмы, согласно которым развивается не только тело, но и душа, и разум. Так что Юрины родители, сами того не подозревая, применили к сыну самую передовую методику, позволяющую человеку по собственной воле, без понуканий, овладеть знаниями и определиться в жизни. У них не было особых ожиданий в отношении сына, им важно было только, чтобы он вырос хорошим человеком. Они не примеряли ему профессий, не внушали ужас перед теми из них, что связаны с физическим трудом, не пугали армией, как это делали многие папы и мамы. Короче, родители не ставили перед ним задач — и настало время, когда он сам их себе поставил.

Первоклассником Юра стал в 1962-м. Школа № 348 находилась буквально в 300 метрах от общежития, так что водить его туда было незачем, он с первого класса Добирался до школы сам. Про маньяков тогда слыхом не слыхивали, а из истории с «Мосгазом» почему-то вывод был только один: нельзя открывать дверь незнакомым людям. О том, что эти опасные люди тоже ходят по улицам, почему-то никто не думал.

«Это было одно из тех типовых школьных зданий, которых теперь становится в Москве все меньше, — вспоминает Юрий Поляков. — Мою школу тоже снесли и воздвигли на ее месте современный комплекс. Но и прежняя, построенная сразу после войны, тоже была хороша! Все продумано. Четырехэтажное здание, в плане напоминающее букву «П». С боков входы в служебные квартиры учителей, а между выступающими, как бастионы, из стены боками встроен большой спортивный зал. За ним — спортивные площадки. С фасада — беленые яблони и груши: пришкольный сад. Над входными дверьми, массивными и парадными (а как же, здесь начинается путь в Страну знаний!) — четыре алебастровых плафона с профилями Пушкина, Толстого, Маяковского и Горького. Все как один классики отечественной литературы. Ни тебе Суворова, Щепкина, Кутузова, Поддубного, Чкалова, Лобачевского, Менделеева, Циолковского… Интересно, правда? Идея явно шла от Сталина, особо ценившего писателей. А ведь в эти двери за десять лет обучения я входил, за вычетом каникул и пропусков по болезни, не менее двух тысяч раз. Ну как тут не задуматься о литературном поприще? Кстати, впервые мне приспичило высказать это намерение чуть ли не в пятом классе, в сочинении на тему: «Кем я хочу быть?» Так прямо и сообщил: буду писателем, а заодно кратко изложил сюжет задуманного и начатого (три страницы уже написал!) романа о пиратах. Мудрая Ирина Анатольевна, наверное, улыбнулась, подчеркнула красными чернилами ошибки — и запомнила…»