Москва остро нуждалась в рабочих руках, при строительстве объектов здесь использовали труд не только профессиональных строителей, но и неквалифицированных рабочих, немецких военнопленных, заключенных. Рабочие и строители жили в общежитиях и на особые удобства не претендовали. Деревенские женщины, работавшие на заводах и фабриках, частенько устраивались в свободное от смен время убираться в квартирах обеспеченных москвичей, обстирывать их либо гулять с маленькими детьми.

Для скорейшего решения жилищного вопроса принятый еще при Сталине новый генеральный план предусматривал повышение этажности в Москве до восьми— двенадцати этажей, ввод в эксплуатацию более простых и функциональных строений, без колоннад, башенных надстроек, портиков и прочих «излишеств», усложнявших и удорожавших строительство, — такие здания в основном и появились на Комсомольском, Ленинском и Ленинградском проспектах; они гораздо менее индивидуальны, чем те, что строились ранее.

Обстановка в мире была неспокойной, и в людях жила тревога. Недаром по радио, которое в каждой комнате в коммуналке, в каждой отдельной квартире никогда не выключали, словно в невольном ожидании дурных вестей, — тоже характерная примета времени, — помимо звучавшего ровно в шесть утра гимна, помимо классической музыки, опер и радиоинсценировок русской и советской классики, помимо новостей постоянно передавали звучавшие как заклинание песни о мире, которые Юра очень скоро запомнил наизусть. Тогда о мире говорили так же много, как теперь — о возможности новой мировой войны.

Особенно часто передавали «Бухенвальдский набат» Вано Мурадели на стихи Александра Соболева. Его пел молодой красавец Муслим Магомаев, отец которого погиб на фронте за несколько дней до Победы:

И «Хотят ли русские войны?» Эдуарда Колмановского на стихи Евгения Евтушенко, которую взрослые неизменно распевали на праздничных застольях:

Впервые ее исполнил Марк Бернес, а летом 1962-го, когда в Москве проходил Международный конгресс за всеобщее разоружение и мир, его делегатам в качестве сувениров вручили пластинки с этой песней, записанной Георгом Отсом на нескольких европейских языках.

Ощущение хрупкости человеческого существования на Земле было в те годы общим. Поэты-эстрадники ретранслировали в массы эмоции, воспринятые ими от тех же «масс»: после тяжелейшей войны, в ядерный век люди особенно остро хотели мира и искренне тревожились о будущем планеты.

Я — Гойя!

Глазницы воронок мне выклевал ворон,

слетая на поле нагое.

Я — Горе.

Я — голос

Войны, городов головни

на снегу сорок первого года.

Я — Голод.

Я — горло

Повешенной бабы, чье тело, как колокол,

било над площадью голой…

Я — Гойя!

О грозди

Возмездья! Взвил залпом на Запад —

я пепел незваного гостя!

И в мемориальное небо вбил крепкие звезды —

Как гвозди.

Я — Гойя.

Тема борьбы за мир была чрезвычайно популярна и у поэтов не особенно известных: такие стихи охотнее, чем лирику, печатали газеты и журналы. Забегая вперед заметим, что у молодого поэта Юрия Полякова тоже, конечно, были антивоенные стихи. Понимая очевидную заезженность темы, он старался найти некий необычный ракурс, и иногда ему это удавалось:

* * *

В первой главе мы много говорили о политике — и должны вновь к ней обратиться, чтобы, выйдя из узкого семейного круга и взглянув на малую Юрину родину — Москву, изменить масштаб и посмотреть уже на мир — и даже ненадолго подняться в космос, ибо всё, что в мире тогда происходило, пусть неосознанно, было пережито им вместе со страной.

Что же представлял собой тот хрупкий мир? Из выдвинутой Сталиным доктрины о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране (ее последовательным сторонником был и второй человек в партии Георгий Маленков) после смерти «вождя народов» был сделан вывод, что основой советской внешней политики должно стать мирное сосуществование противоборствовавших во всех сферах капиталистической и социалистической систем. При этом необходимы были международные гарантии такого сосуществования. Тем более что незадолго до окончания Великой Отечественной бывшие союзники уже разрабатывали планы нападения на СССР, и мир, не окончив Вторую, был на волоске от третьей мировой. Весной 1949-го США начали активную разведывательную деятельность в приграничном воздушном пространстве Советского Союза, которая продолжалась не один десяток лет. К тому времени Америка приняла план войны с СССР под названием «Дропшот». На первом этапе его осуществления Пентагон планировал подвергнуть СССР массированной бомбардировке: в течение 30 суток на главные города страны предполагалось сбросить 300 атомных и 200 тысяч обычных бомб.