Момо в страхе повиновался. И потупил взор, боясь взглянуть смерти в лицо.

Юлиан же в задумчивости изучал мимика и сам себе качал головой, обрабатывая рану. Тринадцатилетний мальчишка… Еще ребенок, только-только с полтора года назад познавший женщин… Боги, как же Юлиан сразу не догадался, что за таким глупым поведением скрывается мальчишеская любопытность, игривость и неопытность.

* * *

Момо родился в Трущобах у блудницы, которая влюбилась в гостя с севера. Впрочем, похоже, любовь была односторонней – приезжий пожил у женщины, зачал ей дитя, обокрал и исчез.

Новорожденного, которого пытались убить отварами для выкидыша еще во время беременности, ждала незавидная участь. И хотя он сразу же после рождения еще не мог перевоплощаться и лишь жалобно кричал в пеленках, сделанных наскоро из половой тряпки, мать уже думала, как избавить себя от такой проблемы.

Поначалу она думала отнести Момо на мясной рынок, чтобы хоть как-то окупить свои страдания, но у нее не хватило на это силы духа. Тогда мать решила отдать его на волю реки Химей, что текла за городом. Однако старуха из поселения за стеной, видя, как женщина несет к реке вопящего в корзине младенца, попросила отдать его ей. Почти слепая и немощная, но одинокая, старуха жила в покосившейся лачуге и имела пять коз, которые кормили ее и поили.

Момо вырос там, в грязи и смраде, и получил имя в честь одной из коз – Момоньки. Он узнал от бабушки то, что успела ей поведать горе-мать, перед тем, как исчезнуть навсегда.

Он шлепал босыми ногами по грязи, пока вел козочек пастись к реке. С годами старуха совсем ослепла, и ее уже не волновало, почему Момо подходил к ней то в образе мальчика, то девочки. Захудалая лачуга и большая удача скрыла маленького мимика от хищнического взора гильдий, дала время подрасти и понять, что он отличается от всех вокруг.

Поначалу он воровал яблоки из лотков, сменяя облик. Никто не будет приглядываться к лохмотьям уличных детей, одинаково грязным и изношенным. Поэтому Момо, когда у него начало получаться, просто стал вскоре красть все, что плохо лежит, отбегать и менять за углом дома внешность. И кормил бабушку, которая его воспитала.

Позже, в пять лет, он связался со сбродом мальчишек, которые научили его резать кошельки. И тогда Момо с восхищением и нахальством ребенка начал сочетать острый ножик с умением быстро уходить от погони и сливаться с толпой.

Меж тем шайка стала подозревать о его успехах. И, уличенный, он не нашел ничего другого, как по-детски открыться и похвастаться своим умением перевоплощения. Восхищенные мальчишки тогда охали и ахали, пока главари возрастом постарше думали, где б применить шестилетнего мальчишку-оборотня, ибо о награде за шкуру мимиков, будучи неграмотными, не знали. Да и поколение тех людей, которые остервенело выискивали в соседях мимика, уже успело смениться новым, для которых мимик был не более, чем сказкой.

Для Момо тогда достали приличные штанишки, курточку, и он, одетый, как дети ремесленников, в один из дней вошел в Мастеровой город с черной ленточкой на плече. Ему дали задание под видом сына одного известного и умелого портного пробраться в дом к швецу и обокрасть его.

И Момо нашел сына швеца. Он тогда посмотрел сквозь щели в заборе на его красивые, курчавые волосы, на ровный носик, янтарные глазки, нарядный костюмчик и, зачарованный, захотел познакомиться с ним поближе. Никогда раньше он не видел таких чистюль. Тем более мальчик тогда качался на качели на заднем дворе своего дома, совершенно один.

Момо, приняв облик мальчика, настойчиво постучал в калитку. Маленький Ягусь очень удивился, когда распахнул калитку и увидел своего двойника, пусть и не идеального.

– Кто ты? – вскрикнул он.

– Я – Момо!

– Почему ты выглядишь, как я?

Момо подумал, почесал носик и ляпнул.

– А я – твой брат!

У Ягуси тогда раскрылся широко рот, пока он разглядывал свою копию, но Момо, завороженный, уже зашел во двор и показал на подвешенные на платан качели.

– Это твои качели?

– Да, мои! Но почему родители не говорили мне о том, что у меня есть брат? – спросил подозрительно Ягусь.

– Они потеряли меня очень давно, уронили в воду, – брякнул Момо и попробовал качели на прочность, сел на досочку. – И ты один качаешься на них?

– Да! Мне их папа сделал.

– Хорошие качели. А у тебя еще игрушки есть?

Ягусь довольно кивнул и широко улыбнулся.

– Лошадка. Она уже маленькая мне, но папа сшил для нее попону, и она у меня теперь рыцарская. Как у северян!

– Покажи!

Ягусь повел своего неожиданно встреченного брата в дом. Благо, на счастье неразумного и глупенького мимика, отец семейства отбыл в ремесленный цех, через две улочки, а матушка вместе с рабынями ушла на рынок. Пока Момо удивленно разглядывал чисто прибранные комнаты, без грязи и пыли, с простыми, но яркими половичками, Ягусь вел его к своей спальне.

– У тебя и комната своя? – восхищенно спросил Момо.

– Да! Но я не знаю, куда тебя папа с мамой поселят, когда вернутся. Надеюсь, не ко мне.

Наконец, Ягусь, в ладно скроенном костюмчике с фестончиками поправил каштановые локоны, почесал смуглое личико и завел Момо в свою комнату. Перед ребенком, не видевшим в своей жизни ничего роскошнее тряпичной куколки, грубо скрученной из дырявого платья старухи, распахнулся новый мир.

На полочках стояли деревянные игрушки птиц, лошадок, людей. Все они были одеты в яркие и разноцветные рубашки, сшитые заботливой рукой отца. Аккуратная кроватка была застелена зелено-синим покрывалом, на полу лежал милый половик, а в углу стоял столик со стульчиком, на котором, совсем как у взрослых, были чернильница и пергаменты.

– Ты писать умеешь? – охнул Момо.

– Почти, я знаю уже десять букв! Папа нанял мне учителя со дня Зейлоары! Почтенный Розий приходит ко мне каждую третью неделю.

– Ого.

– А еще папа учит меня портному ремеслу! Ты представляешь, я с ним уже год хожу в цех, где он учит меня делать выкройки! Я стану портным, как мой папа! И буду обшивать богачей с Золотого города! Папа и мама мной гордятся!

Момо ничего не ответил. Ему вдруг стало жутко обидно от такой несправедливости. Он вспомнил свою обваленную лачужку, слепую старуху, которую волновало теперь лишь то, есть ли что на ужин и вынесено ли за ней вонючее ведро. И вдруг Момо с такой силой возненавидел Ягуся, что захотел схватить деревянный меч, лежащий на кровати, и ударить им этого отвратительного мальчишку, такого чистенького и аккуратного! Но Ягусь, увидев на лице Момо вспышку злости, понял ее по-своему.

– А ты не умеешь читать, да?

– Не умею, – скрипнул Момо, затем вдруг ядовито-ласково сказал. – Но зато у меня перед домом – целая река!

– Река? Ну и что.