Мартиан, вспыхнув лицом от пронзительного взгляда отца, который не терпел заминок, достал из-под ученой мантии, ибо он был мирологом, запечатанное письмо и передал его.

– Отец, – сказал он шепотом. – Можно ли говорить?

– Можно. Я поставил барьер.

– Пришел ответ.

– Оттуда? – Абесибо кивнул в сторону юго-запада.

– Да. Со слов посланника они готовы поддержать вас при необходимости.

– Хорошо, – и архимаг добавил, буквально выдавив из себя, чтобы пересилить гордыню. – Спасибо, Мартиан. Ты славно потрудился.

Губы Мартиана растянулись в красивой, благодарной улыбке, а Абесибо, вскрыв безликую печать, напряженно вчитался в содержимое письма. В это время луна высоко светила над Элегиаром, а в башне, которая освещалась лишь на высоких этажах, вершились скрытые дела, которые должны будут оставить отпечаток в истории.

Элегиар.

2153 год, лето.

Дело близилось к закату. Юлиан сидел в углу таверны Трущоб, одной из многих, и вяло смотрел на застывшую в кружке кровь. Немного потряс – напиток густо всколыхнулся, и Юлиан скривился. Прошел сезон, лето уже сменило весну, но о Момо до сих пор ни слуху ни духу. Люди Иллы, по словам старика, так и не смогли обнаружить следов мимика. Тот пропал, как в воду канул. Он был портным, и поэтому ищейки осмотрели каждую лавку, швейную, каждого ремесленника, но все было тщетно. Отыщи-ка иголку в стоге сена.

А ближе к концу весны выяснилось, что от лица Юлиана были взяты еще несколько мелких займов, правда, без таких горестных последствий в виде обрюхаченной дочери торговца.

Юлиан выпил содержимое кружки. Он уже собрался было пойти в следующую харчевню, кварталом дальше, чтобы снова не найти того, кого искал долгое время… Но тут в помещение вошла высокая фигура.

– Да-да, я только что оттуда, – возвестил до боли знакомый голос.

Незнакомец в плаще обнял за талию пухленькую девицу, которая следовала рядом с ним. Пара уселась за столики в углу.

Где-то рядом запел менестрель, и прибывший с улыбкой обернулся, обвел взглядом харчевню, а Юлиану открылось его же собственное лицо. Он едва не сорвался с места, но усилием потушил в себе волнение и вслушался, напряженный. И надвинул капюшон сильнее, чуть сгорбился, чтобы казаться ниже.

– И как же там, на Севере? – прощебетала девушка, широко распахнув глаза.

– Ах, холодно, моя дорогая Сцалхия, – ответил двойник, без зазрения совести пялясь на выпяченные достоинства девицы. – Пустыня изо льда. Там вечная зима: ни цветочка, ни тростинки! Я скучал в заснеженных горах, выживал и боролся с чудищами!

– С какими чудищами?

Двойник задумался, впрочем, ненадолго.

– Чертята!

– Всего-навсего? – прыснула со смеха девушка.

– Так они огромные! И их много. Они свирепы и дики. А еще драконы. Ты видела когда-нибудь драконов, красавица моя? Этих жутких тварей из сказок. У них крылья аж до небес, как у фениксов. Я не мог выйти из дома без копья и лука!

– И как же ты выжил?

– Ох, тяжко там было, прелесть моя. Одиноко. А я между прочим сразил одного дракона в честном бою.

– Сам? – воскликнула наивная девица.

– Конечно! – гордо хмыкнул двойник и выдвинул мужественно челюсть. – Затем я бросился на спор в воды Черной Найги, переплыл их и навсегда ушел на юг, в земли, где живут самые красивые барышни! И я не прогадал. Самая красивая сейчас смотрит на меня. Видели бы меня мои друзья северяне, они бы восхвалили тебя на их северной речи.

– И что бы они сказали? – шепнула с истомой девушка.

– Авар-пурпур! Кха-кху-ле!

– О боги, до чего же таинственен и прекрасен этот северный язык, Абарай!

– Да-да, мое солнышко. Может, покажешь, где ты живешь, и я открою тебе все тайны северного языка?

И двойник широко улыбнулся, но тут же почувствовал, как ему на плечо легла крепкая рука. Резко побледнела Сцалхия.

– Абарай… Что же это… – прошептала она.

Тот, кого назвали Абараем, обернулся и поднял глаза. Над ним стоял, мрачно улыбаясь с оскалом клыков, Юлиан. Рукава его были закатаны, и вид у него был злобный-презлобный, торжествующий.

– Ну что, авар-пурпур, знаток северного языка, – хохотнул Юлиан. – Выйдем поговорим?

– Чего-то не хочется, почтенный… – мимик втянул голову в плечи. – Можно я здесь посижу?

Юлиан еще раз злорадно хохотнул, чувствуя близость расправы, и схватил мимика за шкирку, приподнял с рухнувшего стула, и потряс.

– Значит, больше не будешь в моем облике расхаживать. Так ты говорил, да? Значит, проблем мне не доставишь, паскуда?

– Я в первый раз использовал! – испуганно заверещал Момо, чувствуя, как ворот рубахи натягивается все сильнее и душит его. – Ну я же мужчина простой. Вижу красивую женщину – хочу ее. Поймите!

Они оба перевели взгляд на испуганную девицу, которая притихла и хлопала глазами, разглядывая двух совершенно одинаковых мужчин, только вот у одного были клыки. Юлиан оценил девушку – страшненькая. Да уж, усмехнулся он про себя, вкус у мимика был своеобразный.

От стойки таверны отделился грузный мужчина. Он, колыхая пузом из стороны в сторону, подошел к Момо и Юлиану и упер руки в боки.

– Эй, ребятки… Устраивайте свои братские разборки не здесь, а на улице. Это приличная таверна. Нам тута проблемы с городским управлением не нужны. А то еще одобрительной грамоты лишат!

Юлиан схватил пищащего Момо за шкирку и поволок его к выходу. Длинные ноги двойника терлись по полу, чтобы хоть как-то остановить движение, но тот был непреклонен. Двойник изворачивался и так, и эдак, кряхтел, пытался звать на помощь сиплым голосом, но, конечно, ему никто не помог. На них двоих с интересом смотрел весь сброд харчевни.

И тут Момо, которого волокли за шиворот мимо столика с отдыхающими коробейниками, внезапно что-то вспомнил и схватился правой рукой за свой пояс. На нем висел увесистый кошель, будто заявляющий, что его владелец – обеспеченный горожанин.

– Подождите… – закричал он, хватаясь за шнуры кошеля. – Не надо! Отпустите! Я скажу… Скажу, где клад!

Когда Юлиан с неверящей ухмылкой обернулся к нему, мимик вдруг выбросил вперед руку. Но вместо монет из кожаного мешочка полетел песок, и, отшатнувшись и хватаясь за глаза, вампир вскрикнул. Вырвавшись, Момо тут же юркнул к выходу и опрокинул служанку с подносом. Пиво с кашами шмякнулось на пол со стуком разбитых глиняных кружек, а служанка, вскрикнув, упала.

Момо споткнулся уже у порога, завопил от того, как больно налег плечом на железный крюк, на котором висел потушенный светильник, но все-таки вывалился из таверны. И побежал что есть сил.