страшно было, что кто-нибудь выскочит из теней и схватит ее, оттащит обратно к Дардзаде или в какой-нибудь переулок.

Чеда знала, что надо пойти куда-то, к кому-то, но разум слишком затуманился болью и страхом, поэтому она просто шла, пока не вышла в пустыню.

И вдруг словно камень упал с души. Вокруг не было стен, только небо и вольные пески. Чеда уходила все дальше и дальше, пока не свалилась от усталости, чувствуя, что проваливается куда-то… но как же хорошо наконец-то остаться одной!

Глава 25

Несколько дней прошло с тех пор, как Чеда вернулась от Салии. Она лежала в постели, глядя, как лучи солнца скользят по газовым занавескам соседского окна, и листала мамину книгу. Порой ветер раздувал штору, и солнце на мгновение озаряло страницу, добавляя изящному почерку Салии нечто магическое.

Снаружи раздалось три коротких, резких свистка – знак, что Серебряные копья едут, – потом еще один и еще, постепенно удаляясь на запад. Под окном стучали деревянные мечи детворы, две соседки ссорились на другой стороне улицы, заглушая песню старого Хефхе, плетущего ковры. Вот зазвенели подковы, все ближе. Всхрапнул конь, резкий мужской голос рявкнул: «Пошел!» – и вскоре звон подков стих. Розовый квартал выдохнул и снова занялся своими делами, Чеда вернулась к книге.

Она так и не смогла разгадать загадку маминого стиха. До ночи Бет За'ир оставались недели, но она уже начала тревожиться. Чтобы воплотить в жизнь свой план, нужно раскрыть тайны книги!

Знание о том, что она – дочь одного из Королей, жгло ее изнутри, как черное пламя. В глубине души хотелось, чтобы это была ошибка, неправильно понятое видение. По сравнению с пустынной ведьмой она, Чеда, все равно что мул перед караванщиком. Откуда ей знать, как толкуют такие вещи?

Но она не хотела обманывать себя. Видение говорило правду. Что бы она ни чувствовала к матери – а она, по правде сказать, не знала, что чувствовать к женщине, презиравшей свое дитя, – ее холодный рассудок Чеда хоть немного да унаследовала. Нет смысла отрицать правду. Напротив, ее можно использовать как преимущество.

Вернувшись от Салии за полночь, она при свете лампы перечитала книгу, надеясь найти подсказки в историях: пленение Тулатан, ее побег, изгнание Йеринде из пустыни… но ничего не нашла. Уставилась на стихотворение. Мама как будто пыталась докричаться до нее, сказать что-то… но Чеда никак не могла понять, что именно. Поговорить бы с мамой! Спросить у нее…

Ты любила меня? Хоть немного?

Как же хотелось услышать мамин голос еще раз! Не ради ответов, а просто потому что скучала по нему, по ее сказкам на ночь.

Слезы застили глаза, мешая читать, солнечный луч выбелил страницу, коричневые чернила выступали резко, отпечатываясь на опущенных веках.

Чеда вновь осмотрела странные пометки, сравнивая черные письмена Салии и ее округлый почерк с элегантным маминым. Смахнула слезы и потянулась задернуть шторы, чтобы солнце не слепило…

Одно из слов обвели другим цветом. В ярком луче это стало наконец очевидно.

Слово «Короля» аккуратно обведено было мамиными коричневыми чернилами, рядом темнели такие же пометки. Чеда перевернула страницу. Чисто, никаких обведенных слов, но и пометок тоже нет.

Следующая страница: «тайной» и три коротких значка на полях. «Письмена», «прах» и «восстал». «Шипом», «могилу» и «самоцветами».

Всего она нашла тридцать одно слово на тридцати одной странице и тридцать одну пометку напротив. Тут была какая-то связь, но сколько бы Чеда ни крутила, ни вертела их, ничего не складывалось.

С улицы тихонько постучали.

Не сейчас!

Чеда захлопнула книгу и спрятала в тайник. Под окном стоял Дауд – в коротких льняных штанах чуть ниже колен, просторной рубашке и плетеных сандалиях. Без своих белых одеяний он выглядел совсем юным.

Нет, подумала Чеда. Он выглядел на свой возраст. Это достоинство, с которым он носил белые одежды ученого, делало его старше. Он поймал взгляд Чеды и улыбнулся, помахал неловко.

– Поднимайся, – позвала она.

Он посмотрел мельком на соседние окна, не следит ли кто, и взбежал по лестнице. От предложения присесть отказался.

– Ты приходила в скрипторий за помощью, так? – спросил Дауд, нервно облизнув губы.

– Так, – осторожно ответила Чеда.

– Но Амалос тебе отказал.

– Да, но…

– Это очень важно? То, что ты ищешь.

– Важно, Дауд. Для меня и для всего Шарахая.

Он помолчал, собирая, видно, мужество в кулак для следующего вопроса.

– Что ты ищешь?

Значит, вот до чего дошло. Чеда ненавидела делиться своими тайнами, но знала, что надо бросить хоть какую-то кость, чтобы Дауд помог.

– Я хочу знать больше о Бет Иман, – наконец сказала она. – Правду, а не россказни Королей.

Он кивнул.

– Я так и понял. Из того, что услышал. Но зачем тебе это?

– Я думаю, что Короли лгут нам о Бет Иман. Я прочитала много текстов, и в каждом есть нестыковки. Ты изучаешь историю, значит, понимаешь, о чем я говорю. Тут кроются тайны, и смерть мамы с ними как-то связана.

– Откуда ты знаешь?

И что ответить? Никаких доказательств у нее нет, только расплывчатые намеки. Чеда сама толком не понимала, что происходит, так как же объяснить Дауду?

Никак. По крайней мере, не сейчас. Если начистоту, Чеда предпочла бы вообще ничего ему не рассказывать. Как бы жестоко это ни звучало, чем меньше Дауд знает, тем лучше.

– Просто поверь мне.

Дауда это, естественно, не убедило.

– Давай прогуляемся.

Чеда вдруг улыбнулась.

– Ты что, на свидание меня зовешь, Дауд Махзун'ава?

Она хотела пошутить, просто чтобы сбавить напряжение, но он покраснел, как рак. Чеда почувствовала укол совести.

Дауд беспомощно огляделся, не зная, как ответить, и слабо махнул на дверь, явно жалея, что вообще пришел.

– Прошу… – Чеда сжалилась и стиснула его пальцы. – Вытащи меня из дома!

* * *

На улице она вновь привычно захромала. Дауд бережно, под руку, провел Чеду через Розовый квартал и потянул на юг, к Колодцу – здоровенной яме, давшей название всему околотку. Она давно пересохла, и по ее стене сбегала глубоко вниз лестница, словно в вывернутую наизнанку башню. Чеда вспомнила рассказы мамы о том, как дети плавали летом в холодной воде и смех звенел над улицей.

Но то было давно. Колодец иссяк, и люди обходили теперь этот квартал стороной, веря почему-то, что на нем лежит проклятье.

– Дауд, зачем…

Дауд поднял руку, веля молчать, и начал спускаться по лестнице. Чеда последовала за ним. Солнце играло на противоположной стене колодца, но чем ниже они спускались, тем прохладнее и глубже становились тени.